Петр Елисеев - Привал на Эльбе

Элвадзе запротестовал:

— Верно думаешь — неверно говоришь. Не спорит только тот, кому все безразлично. Правильно ты сделал, что старика послал. Умный он, хитрый, только вот хвастается много. Потому и сомневаюсь, как бы оплошности не вышло с его-то самомнением. А приведет «языка» — пример молодым, плюс нашей работе, не поймает — спесь свою собьет.

Михаил замолчал, обдумывая слова парторга. Не намекает ли тот, что отцу и сыну не следует быть в одном подразделении? Хотя Михаил вроде не проявлял родственного отношения, но своего горба никто не видит. Может, надо построже быть к отцу?

— Сандро, а не лучше будет перевести старика в другой эскадрон?

— Не говори глупостей. Кондрат Карпович на всю жизнь обидится.

Они на минуту замолчали. Элвадзе неожиданно заговорил о Вере.

— Хорошая девушка, — похвалил он.

Михаил часто вспоминал Веру, ее горячую, по-мужски крепкую руку, протянутую на прощанье. Жалел, что вел себя так глупо, обижал ее. И ему вдруг захотелось излить другу душу.

— Сандро, — толкнул он товарища в бок, — значит, Вера хорошая?

— Такой поискать надо, сам знаешь.

— Сказала, что нравлюсь ей. Не обманывает?

— Чудной ты человек. Сам я в любовном деле прогорел раза два. Встретил — хороша: бела, кругла. А узнал ближе, под одной крышей пожили — коромыслом стала: шею давит. Но тебе я скажу: Вера — девушка правильная, зря не улыбнется никому.

— Это понятно, скромности в ней много. Да и умом не обижена. Только удобно ли нам любовь свою показывать — война кругом, казаки делом заняты, врага бьют.

— Правильно думаешь. Не стоит здесь забивать голову ни себе, ни ей. Кашель и любовь от людей не скроешь. Закрутишь роман — казаки будут подмигивать, подсмеиваться. Не простят командиру, что войну на девку променял. Да и офицеры прохода не дадут — засмеют.

Михаил закурил, посмотрел на часы — половина четвертого… «Что с разведкой? — с тревогой подумал он. — Почему не возвращаются?»

Видя, что Элвадзе прикрыл глаза, Елизаров замолчал, притушил папиросу и вскоре уснул.

Его разбудил Кондрат Карпович, вернувшийся с задания. Михаил сел, протер глаза. На дворе было совсем уже светло. Сквозь зеленоватые стекла были видны ветки клена, припудренные тонким слоем инея. Над ветками виднелось безоблачное серое небо. Михаил перевел взгляд с окна на дверь.

У порога на табуретке, склонив голову, сидел Кондрат Карпович. Лицо его было бледное, брови насупившиеся. Шапка надвинута на глаза.

— Доложите, — приказал командир эскадрона.

Старому казаку легче было бы стекло жевать, чем говорить о своей неудаче. Стыдно было ему. Уходил — хвалился, что приведет «языка», а пришел с пустыми руками. Подавленным голосом он пробурчал:

— Осечка вышла. Немцы заметили, открыли пальбу, стреляли светящимися пулями.

— Трассирующими, — поправил Михаил. — Который час был?

— Затемно… Разрешите ночью опять махнуть. Поймаю — не одного сцапал в германскую.

Командир эскадрона решил, что пришло время поговорить начистоту, — хватит отцу хвастаться, раз делом не подтвердил.

— Ни к чему хвалиться, — сказал он. — Хвалиться хорошо тогда, когда в деле себя показал, а не сейчас.

— Твоя правда. Негоже вышло. Досада душит, — признался Кондрат Карпович и с сердцем бросил шапку на пол.

Яков Гордеевич, стоявший поодаль, подобрал ее, подал старому казаку. Сказал:

— Нечего на зеркало пенять…

— Ты что болтаешь, пустобрех? — обиделся Елизаров-старший.

— Это же поговорка, казак, — примирительно отозвался украинец. — Судака ловить, конечно, легче.

Кондрат Карпович собирался уже ответить похлестче, как вмешался проснувшийся Элвадзе.

— Ничего, — весело сказал он, чтобы затушить искру ссоры. — Не поглотав дымку, не приготовишь шашлыка.

Ночью казаки второй раз сделали попытку добыть «языка». К группе разведчиков присоединился Элвадзе. Но опять «охотники» вернулись ни с чем — их обнаружили, и они вынуждены были возвратиться в лагерь. Узнав о неудачной повторной вылазке, командир полка запретил посылать разведчиков — очевидно, враг сильно насторожен.

Михаил расстроился. Каково ему, молодому командиру, сознавать, что люди его эскадрона оказались такими беспомощными!

Он поделился своими мыслями с парторгом и сказал, что все-таки надо захватить «языка». Элвадзе понял настроение друга: он сам готов был снова отправиться в разведку, но приказ есть приказ.

— Слово командира — закон, — резанул он ребром ладони воздух.

Михаил не спорил. Элвадзе прав. Но ему горько было сознавать, что его эскадрон оскандалился.

Вечером Михаил с Кондратом Карповичем разговорились о домашних делах. Тихо шагая по замерзшей речушке, они не заметили, как прошли за село километра три в сторону неприятельских позиций. Стало совсем темно. Набрели на каменоломни. Опустились в яму и пристально стали всматриваться в горизонт. Отец сказал:

— Вот никого не видать, а немцев там хоть пруд пруди.

Словно подтверждая его догадку, на горизонте замаячили фигуры в белых маскхалатах. Двигалось человек пять. Они почти сливались с белым покрывалом поля.

— В разведку, что ли, идут? — шепотом спросил Михаил.

Отец кивнул. Они присели пониже, укрылись. Немцы приближались.

— Может, резануть? — спросил Кондрат Карпович, хватаясь за автомат.

— Не шевелись, — предупредил Михаил, — просрочить мы всегда успеем.

Вражеские солдаты скрылись за ближним пригорком, выйдя из-за него, свернули куда-то в сторону.

— Упустили, — с досадой заметил старый казак, в сердцах ударив кулаком по камню.

Неожиданно минуты через. три показался еще один солдат, отставший от товарищей. Он, наверное, решил пройти коротким путем и направился прямо к каменоломне. Отец и сын насторожились.

— Кому клад — кому приклад, — проговорил Кондрат Карпович.

Солдат остановился, расстегнул ремень, положил автомат перед собой и сел.

— Приспичило, — шепнул старый казак.

Михаил выскочил из ямы, бросился на немца, схватил его за горло, обезоружил. Кондрат Карпович в один миг подлетел к солдату, сунул ему в рот толстую варежку, когда-то подаренную женой.

— Удачная прогулка, — сказал Михаил, взвалив немца на плечи. — Теперь бегом. Они за своим вернутся.

Кондрат Карпович шел сзади Михаила, время от времени показывая немцу огромный кулачище.

«Языка» доставили в штаб. Пермяков не поверил своим глазам, когда увидел пленного. От радости даже забыл спросить, как удалось захватить немца, а сразу же начал допрашивать его:

— Рядовой, командир?

— Я есть рядовой немецкий солдат, — ответил пленный.

Он кое-как говорил по-русски.

— Очень хорошо, — воскликнул Пермяков. — Вы, Кондрат Карпович, идите отдыхать. Спасибо вам за «охоту».