Василе Преда - Поздняя осень (романы)

В ожидании нового приказа подразделения остановились после боя в одном трансильванском селе. Ранним утром на узкой улочке появилась окрашенная в темный цвет машина с красным крестом на кузове. Она останавливалась у некоторых домов, и двое санитаров осторожно перетаскивали в нее на носилках раненых, размещенных у жителей села. Большинство солдат еще спали, слышался только шум машины, которая переезжала с одного места на другое.

Чуть позже воздух прорезал противный и будоражащий рокот «юнкерса». В пустующих домах проснулись солдаты, встал и сержант Никулае. Почти повсюду, где они проходили, в селах, освобожденных румынской армией, оставалась лишь небольшая часть жителей. Большинство стали беженцами и только теперь появлялись, торопясь вернуться в родные места — в свое село, дом, к своему хозяйству.

Сержант вышел в коридор, ожидая сигнала тревоги, и посмотрел вдоль улицы, где санитары, оставив носилки на земле, залегли под машиной. Но самолет сделал лишь один круг над селом, потом повернул к линии фронта и исчез за горизонтом. Санитарная машина продолжала свой путь от дома к дому, подпрыгивая на выбоинах, трясясь по неровной, с легким спуском, дороге.

Во двор вошел Ион, новый ординарец Думитру. Он возвращался из полкового обоза с полным вещевым мешком за плечами. Ординарец жевал на ходу хлеб, кусая от большого ломтя, намазанного маслом.

— Что несешь? — спросил его сержант, когда тот подошел ближе.

— Хм, что нужно! — ответил солдат, в душе обрадованный, что может продемонстрировать свою полезность перед Никулае, который пока не принимал его всерьез.

— Эй, Ион, не вздумай заниматься какими-нибудь плутовскими делишками… Я тебе не позавидую, если пронюхает об этом господин младший лейтенант, — строго предупредил его Никулае.

— Какие делишки, какие плутни? Я вор, что ли? А по-твоему, мы должны голодом мориться здесь? Уж ладно, госп'сержант!

— Ну, ладно так ладно… Я тебя предупредил, а ты смотри!

— Слышали его! Чего выдумал! — бормотал Ион, с аппетитом откусывая хлеб. Размеренным, широким шагом, чтобы подчеркнуть важность самого себя и содержимого вещевого мешка, он поднялся на крыльцо дома, где остановился младший лейтенант, командир роты.

Солдат положил недоеденный кусок хлеба на подоконник и на этот раз вкрадчивым шагом прошел в заднюю комнату, где спал Думитру. Командир всю ночь спал урывками и только под утро заснул по-настоящему. Ион вытер грязные руки о полы кителя и выложил из вещевого мешка на стул возле командира длинную пачку с сотней сигарет, два толстых тюбика с маргарином, круг копченой колбасы, половину буханки румяного хлеба, поставил бутылку коньяка и блюдо с черным, душистым виноградом, сорванным прошлой ночью. Последним он поставил на стул флакончик одеколона, положил два тщательно выглаженных и сложенных шелковых носовых платка, а также письмо. Все это солдат разложил аккуратно, улыбнулся в тронутые проседью усы, довольный собой.

Потом вышел, ступая на носки, на крыльцо. Холодным светом зари окрасились окружающие холмы. Посреди двора он остановился, посмотрел вокруг и направился на кухню, где Никулае развел огонь в печке и стоял, задумчиво глядя на пламя. Из заднего кармана брюк Ион извлек еще одну, тоже плоскую, бутылку трофейного немецкого коньяка и принялся откручивать пробку.

— Надо же, какую штуковину раздобыл! — удивился Никулае. — Ты что, снюхался с фашистами, это они тебе коньяку дали? Или занимаешься махинациями, проныра?

— На, выпей! — сказал Ион вместо ответа, протягивая сержанту бутылку.

Никулае обтер горлышко ладонью, глотнул разок, закашлялся и нагнулся с бутылкой в руке. Лицо его раскраснелось.

— Силен, черт его дери! Из тех, что пьют генералы…

— Не очень-то ошибаешься, господин сержант, — смеясь и приглашая его отпить еще, сказал Ион. — Мне дал ее господин лейтенант из штаба дивизии, тот, что дружит с нашим младшим! Ну, и теперь я вор?

— Вор, раз воруешь яйца из-под курицы, — ответил Никулае снисходительно. — Но ты пришелся ко двору…

— А разве не так?

— Так, так. Ион, — сдался Никулае, сломленный напором ординарца.

— Так говорит и наш командир, — добавил Ион, заворачивая пробку. — Ну, Ион, ты настоящий хозяин, говорит, А я ему говорю, что так приучен, иметь про запас, не тратить все зараз… А об этом письме что скажешь? У, какой запах! Наверное…

Он медленно достал из кармана голубоватый конверт, которым сначала провел у себя под носом, причмокивая, затем помахал под носом у Никулае. Сержант подскочил как ужаленный, чтобы выхватить у него письмо из рук.

— Ты не мог сказать мне с самого начала? — набросился он на Иона, сумев в конце концов завладеть письмом.

В печке под плитой мирно попыхивал огонь, распространяя запах свежего дерева и отбрасывая блики на темные стены. С улицы доносились голоса. Солдаты проснулись и сновали в сарае, во дворе. Окончательно рассвело. Подойдя к двери, чтобы было лучше видно, Никулае раскрыл конверт и начал читать. Письмо было от Паулины.

— Видишь, Митря? — спросил Никулае младшего лейтенанта, показывая на группу крестьян, пробиравшихся по улицам села. — Э, крестьянин ни на что не годен, если его оторвать от дома и двора… Вся сила крестьянина в земле, которая его взрастила.

Думитру внимательно посмотрел на друга и по выражению его лица понял, что и тот получил письмо из дому. Он не хотел начинать разговор о вестях, которые сообщали их избранницы, хотя и думал, что письмо, присланное Никулае, очень похоже на полученное им самим.

Молодая крестьянка с белым как молоко лицом подошла к ним, покачивая бедрами, и, с трудом преодолевая свою застенчивость и беспокойство, заговорила.

— Здравствуйте, — обратилась она к ним вполголоса. — Можно ли нам вернуться к себе домой?

— Где ваш дом, женщина? — спросил ее сержант, прежде чем Думитру успел раскрыть рот.

— Хм, здесь, за холмом…

— Тогда вам нельзя пока, — ответил Думитру с грустным выражением на лице, покачав головой. — Не знаю, что вам посоветовать…

— Ну тогда мы побудем тут, пока все закончится. Долго еще, как вы думаете? Когда вы их прогоните из нашего села?

— Думаю, завтра все будет в порядке, — снова вступил в разговор Никулае. — Ночью мы их опять турнем.

А пока можете оставаться здесь, в селе. Тут много пустующих домов, можете выбирать…

— Как это мы можем расположиться в чужом доме? Боже избавь! — удивилась женщина и задумалась. Потом после короткой паузы продолжала: — Ничего, поспим в наших кэруцах… Ну, всего вам доброго!.. Да поможет вам господь бог!..

Думитру и Никулае смотрели ей вслед.

— Возвращаются в свои дома, бедные, — пробормотал Никулае, глядя на женщину, которая уходила все дальше и дальше по вымощенной камнями улице.