Георгий Зангезуров - У стен Москвы

— Я вам докладывал, господин генерал… — также официально ответил полковник.

— У вас есть где поговорить?

— Да, пожалуйста. Вот сюда. — Полковник открыл калитку и пропустил вперед отца.

Они вошли в дом. Командир дивизии на большом, чисто выскобленном столе развернул перед генералом карту.

— Как я уже говорил, сегодня в семь ноль-ноль моя дивизия начала наступление на Березовск. Сначала все шло хорошо. Но в пятнадцати километрах от этого города передовые отряды неожиданно наткнулись на передний край обороны советских войск. Все наши попытки прорвать оборону с ходу ни к чему не привели.

Полковник сделал небольшую паузу, потом снова заговорил:

— По всему видно, что перед нами новая полоса обороны советских войск, отец.

— Полоса? — удивился генерал.

Нет, это невероятно! Другое дело — небольшие подразделения, вышедшие из окружения, или отдельные, наскоро сформированные и выдвинутые вперед части, которые, согласно данным авиаразведки, еще вчера выгружались на станции Березовск, но чтобы после Вязьмы и Гжатска советское командование могло так быстро… Да нет, Макс, как всегда, преувеличивает силу и способность русских. Еще вчера штаб фельдмаршала фон Клюге информировал, что почти до самой Москвы у большевиков нет ни промежуточных оборонительных сооружений, ни войск, способных задержать наступление немецких соединений. А теперь получается, что на ближайших подступах к Москве советское командование успело организовать новый рубеж обороны? Этого не может быть! Когда русские успели подтянуть свои резервы к фронту? Построить оборонительные сооружения, заполнить их войсками?

Генерал хотел спросить: уж не шутит ли его сын? Но по встревоженному лицу Макса понял, что тому сейчас было не до шуток.

— По неточным данным, перед нами, в районе города Березовска, обороняется целая русская армия, — ответил Макс.

— Откуда получены эти сведения? — рассматривая нанесенную обстановку, спросил генерал.

— Взят в плен русский солдат. Только что я лично допрашивал его.

— Я не верю его показаниям. Откуда солдат может знать все это? — недовольно проворчал генерал и нервно забарабанил по столу тонкими, сухими пальцами. «Черт возьми, неужели мне и здесь, у какого-то никому не известного Березовска, так же как под Ельней и Смоленском, придется топтаться целыми неделями?» Генерал тут явно кривил душой. Из истории он знал, что через этот город шли на Москву войска Наполеона, что невдалеке от него произошло большое сражение с русскими войсками, что именно здесь был надломлен хребет французской армии.

Командир армейской группы, оторвавшись от карты, подошел к окну. Он сразу же обратил внимание на то, что через дорогу на большом, приземистом доме развевался флаг с красным крестом. К этому и соседним домам то и дело подъезжали санитарные машины. Генерал видел, как из них выгружали раненых и на носилках уносили в помещения.

— И большие потери? — не оборачиваясь от окна, спросил генерал.

— Да, отец. Особенно сильно пострадал полк Хубе.

Генерал еще долго стоял у окна и молча смотрел через улицу на деревянные домики с заколоченными ставнями, на небольшие скамеечки, прижавшиеся к дощатым заборам. Особенно удручающе на него действовали трубы. Ни одна из них не дымила. Вся деревня словно вымерла. Мизенбаха злило это безмолвие. Злило то, что ни один из жителей деревни не пожелал остаться и жить рядом с ним и его соотечественниками. «Ушли, мерзавцы!.. А ведь, наверное, немало было здесь мужчин, способных держать в руках оружие. Не они ли сейчас там, впереди, сражаются против моих солдат?..»

— Вот что, Макс, — обернувшись, сказал генерал. — Необходимо взять еще нескольких пленных, желательно офицеров. Надо точнее разведать, какими силами располагают русские в полосе нашего наступления. Я не хочу верить, что советское командование так быстро сумело создать перед нами новый фронт обороны.

— Хорошо, отец, я постараюсь.

— И не останавливайся, Макс. Ни на одну минуту не останавливайся. — Генерал склонился над картой. — Сегодня, видимо, нам не удастся достигнуть Березовска, а завтра… Завтра к вечеру я жду твоего доклада о взятии этого города.

К полудню напряжение боя достигло своей высшей точки. Над передним краем обороны батальона Кожина и других подразделений полка стоял сплошной гул и треск. Все впереди затянуло черным дымом, и Потапенко из своего НП уже не мог видеть, что делается на поле боя. Семен Петрович вышел из блиндажа на воздух и, остановившись на высотке, возле расщепленной сосны, стал всматриваться в сторону автострады. По всему было видно, что основной удар немцы наносили по первому батальону. Хотя Кожин несколько минут назад и доложил, что его батальон держится, но Потапенко понимал, что держится он из последних сил.

Сквозь непрерывный треск пулеметов и грохот рвущихся снарядов командир полка услышал приглушенный, все нарастающий гул. Семен Петрович поднял голову и увидел, как из густых, свинцово-сизых облаков вываливались самолеты с черными крестами на крыльях.

Они начали бомбить передний край обороны и тылы его полка. Свистели и рвались бомбы, а Семен Петрович смотрел вперед, туда, где истекал кровью первый батальон. Кожину нужно было немедленно помочь. Но чем? В резерве не было ни одного взвода. Все брошено на передний край.

— Семен Петрович, ты что, не в уме?! — крикнул Воронов, появившийся в ходе сообщения, и потянул Потапенко за полу.

— Сейчас, Антоныч, — ответил Потапенко и начал спускаться с высотки.

В это время недалеко от него разорвалась бомба. Семен Петрович пошатнулся, одной рукой схватился за грудь, а другую поднял вверх, как будто хотел дотянуться до вершины расщепленной сосны, сделал шаг, другой и… упал на бруствер.

Воронов и выскочивший из землянки адъютант подхватили его на руки и бегом внесли в блиндаж, уложили на топчан.

Вскоре туда же прибежали начальник санитарной службы полка Карпов и военфельдшер Светлова. Они осторожно сняли с него шинель и стали осматривать рану.

Здесь же находился недавно прибывший в полк заместитель командира полка, временно исполняющий обязанности и начальника штаба (тот неделю назад был тяжело ранен и отправлен в госпиталь), Сергей Афанасьевич Петров.

Воронов помогал раздевать командира, то и дело справлялся у доктора: «Ну как? Это очень опасно?» По каждому движению медиков, по выражению их лиц он пытался определить, насколько опасна рана для жизни командира.

Петров ходил из угла в угол. Несколько раз вынимал папиросы, пытаясь закурить, но, спохватившись, снова засовывал их в карман. Он хмурился, но не только потому, что случилось несчастье с командиром. Причина была и в другом. Уже целых два месяца Сергей Афанасьевич был молчалив, раздражителен, хотя и неплохо выполнял свои обязанности. Началось это со Смоленска. В то время он командовал полком. В одном бою, когда немецкие танки прорвали первую линию обороны, во втором батальоне поднялась паника, полк без приказа оставил позиции, отступил. За это подполковник Петров был снят с должности, понижен в звании до майора. Больше месяца находился он в резерве, а потом был послан к Потапенко заместителем.