Георгий Зангезуров - У стен Москвы

В этот момент распахнулась наружная дверь и на пороге появился Чобот. В белом маскировочном костюме, одетом поверх телогрейки и ватных брюк, он казался огромным. На поясе висели сумка с гранатами и ножевой штык. Автомат Чобот держал наготове — в правой руке.

— Що там случилось? — спросил Бандура.

— С западной окраины сигналят, что в деревню въехала машина.

Бандура еще не успел принять решение, как в дверь вбежал другой разведчик.

— У ворот остановилась легковая машина! — сообщил он.

Наташа побледнела.

— Товарищи военные, вам надо уходить отсюда! — предложила перепуганная Надежда Васильевна.

— Сколько людей в машине? — не ответив Ермаковой, спросил Бандура.

— Двое. Водитель и офицер.

— Это он, Вебер, адъютант Мизенбаха! — воскликнула Наташа.

— Адъютант Мизенбаха? — с какой-то затаенной радостью переспросил Бандура и, обернувшись к Чоботу, приказал: — Офицера пропустить, водителя…

— Ясно, товарищ старшина.

— Только без шума.

— Есть!

Разведчики вышли в сенцы. Надежда Васильевна быстро подошла к двери, накинула крючок и посмотрела на старшину.

— Что вы задумали? Он ведь может выстрелить… Поднимет тревогу.

— Ничего, обойдется.

На крыльце послышались шаги. И тут же кто-то нетерпеливо постучал в дверь.

— В спальню, скорей! — скомандовала Надежда Васильевна, не понимая еще, как намеревается поступить Бандура. — В случае чего выбейте там окно и уходите. Я задержу его.

— Ничего не надо делать, Надежда Васильевна.

Бандура по-прежнему стоял на месте, ждал немца. Наташа схватила его за руку и с силой потащила в соседнюю комнату. Надежда Васильевна подошла к двери, спросила:

— Кто там?

— Обер-лейтенант Вебер! — донесся голос из-за двери. Надежда Васильевна колебалась.

— Открой, мама, все равно от него не отвяжешься, — выйдя из спальни, сказала Наташа.

Ермакова откинула крючок. В комнату вошел разъяренный обер-лейтенант.

— Почему не открывайть?!

— Но ведь сейчас ночь, господин офицер.

— О-о-о!.. Ви есть сердитый женщин. Это есть не карошо! — выпалил Вебер и обернулся к Наташе: — Фройляйн, мне надо поговорить с вами.

— Я вас слушаю.

— Гм-м… но я думаль, мы можем говорить без… без наблюдатель…

— Оставь нас на минуту, мама.

Надежда Васильевна вышла. Наташа вопросительно посмотрела на Вебера.

— Вы сегодня как-то по-особенному смотрите на меня, фройляйн Наташа.

— А как я должна смотреть на вас? — Наташа тоже перешла на немецкий язык.

— Ну, вы сами знаете. Вы даже не пригласили меня сесть.

— Я нездорова, господин Вебер. Если можно, давайте перенесем наш разговор на другой раз.

Это окончательно вывело из себя Вебера. Он не для того пятнадцать километров тащился сюда в такой холод, чтобы уехать ни с чем. Если эта девчонка не сдастся по-хорошему, то он найдет способ заставить ее…

— Нет, черт возьми! Вы меня почти два месяца, как мальчишку, водите за нос. Я приехал за окончательным ответом.

— Я вам уже ответила.

— Не спешите. Подумайте хорошенько, прежде чем дать окончательный ответ. Поверьте честному слову офицера… Я не могу жить без вас.

— Я очень тронута вашим вниманием, но согласиться на ваше предложение не могу.

— Напрасно, — глядя ей в глаза, сквозь зубы процедил Вебер. — Я думал, вы будете посговорчивей, но теперь…

Мне, видно, придется действовать по-другому, и вы, фройляйн, придете ко мне сами, на коленях, со слезами станете молить, по будет уже поздно… На одном из допросов Хмелев, небезызвестный вам, проговорился, что отлично знает вас. Я предвкушаю услышать интересные подробности… Я сам лично допрошу его, вы поняли?

Из спальни вышла Надежда Васильевна и остановилась у порога. Вебер так был увлечен, что даже не заметил ее появления.

— Я прошу вас, господин Вебер, дать мне еще несколько дней на размышление…

— Нет, к черту! — заорал Вебер. — К черту! Вы и так слишком долго думали. Вы…

Обер-лейтенант не договорил. Он услышал какой-то неясный шум в соседней комнате и ринулся было туда.

— Кто там?

На его пути встала бледная, решительная Надежда Васильевна.

— Не пущу туда. Там спальня, — твердо сказала Ермакова.

Наташа в ужасе ждала, чем кончится этот неравный поединок.

Немецкий офицер оттолкнул в сторону Надежду Васильевну, решительно распахнул дверь и… стал пятиться назад. Прямо перед собой он увидел огромного русского автоматчика в белом балахоне. Тот стоял на пороге и грозно, исподлобья смотрел на него.

— С женщинами воюешь, обер-лейтенант?

Одновременно с появлением Бандуры бесшумно открылась входная дверь, и на пороге выросла мощная фигура Чобота.

Вебер секунду колебался, потом взялся за кобуру. Но в этот момент Чобот схватил его за кисть правой руки и крутнул ее с такой силой, что офицер, охнув, опустился к ногам разведчика.

— Только спокойно, господин фашист. Спокойно, — отбирая парабеллум, утешал обер-лейтенанта Чобот.

В эту ночь генерал фон Мизенбах не мог уснуть. Заложив руки за спину, ссутулившись, он долго ходил по поскрипывающим половицам кабинета и размышлял о том, как не повезло ему здесь, у стен русской столицы.

Особенно огорчало его то, что последняя операция по окружению русских группировок в районе Щукино и Голощекино, разработанная вместе с самим фельдмаршалом, провалилась в самом начале. Дивизии, обходящие русских с флангов, были остановлены на полпути и разгромлены. И обиднее всего было то, что вину за провал этой операции Клюге взвалил на него, Мизенбаха, и доложил об этом командующему группой армий «Центр», а тот — фюреру. Тут же от фельдмаршала фон Бока и из ставки посыпались грозные телеграммы. Его называли слабовольным и бездарным военачальником, грозили снять с должности и отдать под суд, если он не примет решительных мер и не продвинется со своими войсками вперед, как было намечено по плану операции.

Но было уже слишком поздно. Советские войска сами перешли в решительное контрнаступление под Калинином, Дмитровой и Тулой. Да и здесь, в центре, русские повели себя загадочно — начали скрытно перегруппировывать свои соединения, подтягивать резервы. Мизенбах чувствовал: они и здесь вот-вот перейдут в наступление.

Эта тревожная мысль еще больше овладела им позавчера, когда красные предприняли дерзкую вылазку. Какая-то воинская часть, численность которой пока установить не удалось, воспользовавшись бураном, прорвалась на участке одного из батальонов дивизии его сына, проникла в тыл и ушла в неизвестном направлении. В погоню за русскими были брошены два батальона из полка Гюнтера, но они до сих пор не смогли напасть на ее след.

«Проклятая страна!» — мысленно выругался генерал Мизенбах и, обернувшись к двери, сердито крикнул: