Сергей Кольцов - Тихая разведка

…Сидя в кабине бронетранспортера, идя на сближение с вражеской ратью, расположившейся на дороге Станичка — Кобылино против хутора Калинич, Черемушкин с горечью констатировал, что ясный, полный оптимизма и трудно выношенный план, а с ним надежда после отдыха без шума покинуть гостеприимный хутор, ретироваться, тихо уйти в направлении населенного пункта Стрекалино я тем самым оторваться от противника, цепко ухватившегося за желанную возможность покончить с русской разведгруппой, сохранить в неприкосновенности тайну присутствия на главном направлении армии генерала Переверзева, потерпели фиаско.

Черемушкин не отвергал своей вины: да, он лично где-то что-то не досмотрел, не домыслил, не сумел предупредить ход развивающихся событий. В какой-то мере его успокаивало то обстоятельство, что до известного времени разведгруппа по-прежнему являлась для штаба полковника Кленкера запретным плодом. Он благодарил судьбу, что неся на крылах смерть, она была более чем милосердна к нему и его людям, хранила в своем тайнике шанс на выживание. Факт оставался фактом: разведгруппа продолжала существовать и действовать в самой гуще неприятеля, не теряя надежды на свое движение по намеченному маршруту. Гибель Давида Юрского, первого, кого коснулась своим жезлом смерть, неутихающей болью отозвалась в его сердце. Каждый из бойцов небольшого отряда, оказавшегося далеко от своих аванпостов во вражеском стане, был дорог и близок ему, как пальцы собственной руки. Конечно, Юрский не самым лучшим образом вел себя при встрече бронетранспортера на той высоте. Но разве разложишь заранее по полочкам все свои поступки? Разве сумеешь рассчитать каждое свое движение в этой суматошной, быстротечной стычке, когда человеческие действия опережают саму мысль, когда у сраженного наповал пулей или клинком вспыхивает и гаснет, как на ветру, искорка сожаления, будоража напоследок мозг — эх! если б несколько иначе!

Бронетранспортер «ганомаг», который вел старший сержант Михаил Касаткин почти не снижая скорости, преодолел неширокий и мелкий кювет. Попыхивая выхлопной трубой, на средней скорости двинулся по асфальтированному шоссе в сторону немецких солдат, цыганским табором расположившихся у двух мощных, крытых брезентом дизельных грузовиков «бюссинг».

Переглянувшись с Касаткиным, Черемушкин извлек из кобуры армейский «вальтер». Поставив пистолет на боевой взвод, он толкнул стволом в живот гауптмана Зоненнбаха:

— При виде своих солдат рекомендую быть осторожным в выражении чувств.

— О! Понимаю… хорошо понимаю значение жеста… — отозвался Зоненнбах и провел поперек своего горла указательным пальцем.

Обратив внимание на вышедшую из леса на шоссе боевую машину пехоты, солдаты из роты «Эдельвейса» опознали в ней бронетранспортер «ганомаг», закрепленный за их командиром гауптманом Зоненнбахом. Без каких-либо приказов, подчиняясь с детства воспитанной дисциплине, они поспешно освободили проезжую часть дорожного полотна, сгрудившись повзводно во фронтальном порядке — заместитель Зоненнбаха, среднего роста, полный, с крупной ушастой головой; оберштурмфюрер СС Гейнц Бухмайстер, — застыли в выжидающей позе, смотря большими, навыкате, с желтинкой глазами в сторону снижавшей скорость подкатывающейся машины.

Черемушкин отвернулся от стремительно нарастающего вида на дороге и невольно посмотрел на соседа строгими глазами, прервав его мучительные раздумья. Сам же Зоненнбах, в кратчайшее время движения от точки выезда и до момента сурового, предупреждающего вторично взгляда командира русских разведчиков размышлял так: «Что из того, что при остановке мне удастся обменяться жестом, имеющим тайный смысл и понятным тому, кто его принял? Конечно, тот среагирует немедленно. Значит, бой? Быстротечный, все уничтожающий. И первым, кто не узнает о его результатах, буду я. Ужасная перспектива! Допустим, остановки не будет. Бронетранспортер транзитом пройдет мимо личного состава роты, ожидающего прибытия командира. Известно, для выяснения маршрута и того, что за люди в форме десантников находятся на его борту, Гейнц Бухмайстер лично возглавит группу солдат и на одной из машин начнет преследование. Исход для меня лично тот же самый, что и в первом случае. Ну, а в третьем? Чем может грозить дальнейшее предположение? Оберштурмфюрер СС Бухмайстер просто растеряется и поспешит поставить штаб Клекнера в известность о непонятном передвижении бронетранспортера, принадлежащего командиру, и его загадочном отсутствии. Затем коснется подробностей… Куда ни кинь — всюду клин…»

И сделав, видимо, немалые усилия, Зоненнбах с хрипотой в горле предложил свой вариант:

— Вы должны понимать. Если бронетранспортер не остановится, хотя бы на малое время, и подчиненные не смогут лицезреть мою персону, это вызовет эффект разорвавшейся бомбы, осложнит в серьезнейшей мере и без того шаткое мое и ваше положение. Не вижу лучшего выхода: я обменяюсь несколькими фразами со своим заместителем — и только.

— Не совсем ладно, но быть посему, — оценивая обстановку, согласился Черемушкин. — Настолько — насколько нужно произнести эти несколько слов — мы настежь откроем дверь.

— А ваши люди там, на борту «ганомага»? Выдержат ли напряжение? Не сдадут перед неизвестностью? — довольно спокойно спросил Зоненнбах.

— Все будет о-кей! Будьте оптимистом, капитан! Выживаем на страх врагу. — И приложив палец к своим губам, будто сообщнику подмигнул.

Завидев в скученном строю в промежутке между тяжелыми транспортными машинами в камуфлированных костюмах около двух взводов вражеской пехоты и шагнувшего от солдат с определенными предосторожностями к середине шоссе, по-видимому, офицера, Касаткин мягко нажал на педаль тормоза. Черемушкин будто подкатив к своим, театрально распахнул тяжелую дверь кабины.

Нетерпеливо ищущие глаза оберштурмфюрера СС встретились с чуть улыбчивыми глазами командира.

— Знакомься! — как показалось тому, с некоторым не свойственным ему темпераментом предложил своему заму командир, кивнув головой на человека, сидящего на краю сидения кабины. — Старший группы особого назначения штурмбанфюрер СС фон Зоннер.

В ответ, скупо роняя слова, Бухмайстер назвал себя.

— Провожу группу, здесь неподалеку. Вернусь примерно через тридцать — сорок минут, — продолжал Зоненнбах, высовываясь корпусом тела над коленями штурмбанфюрера в открытую дверь и рассматривая солдат, стоящих, как и прежде, на своих местах в строю.

— Командир! — громко сказал Бухмайстер. — Вы какой-то не такой! У вас что, жар? Болит горло? Голос хриплый, бледноватое лицо… Глаза, глаза у вас…

— О нет! Все в порядке, Генц. Вернусь, обо всем поговорим… Занимайся тем, что поручено нашей роте…