Андрей Пржездомский - Секретные объекты «Вервольфа»

Тут неожиданно дверь захлопнулась — видно, кто-то из участников совещания закрыл ее, не желая, чтобы в коридоре слышали, о чем говорится на совещании. Дальше, как мы ни прислушивались, ничего разобрать было нельзя, только сплошной гул: «бу-бу-бу». А прижиматься ухом к двери было неприлично да и, пожалуй, опасно. Нас могли заподозрить в чем-то предосудительном.

Мы вышли на улицу. На лавочке вместе с Алешей сидели уже Иван Тимофеевич и Петрович, «кладоискатели», как их все называли в экспедиции.

Иван Тимофеевич был тот самый Цедрик, о котором только что так страстно спорили на совещании. Лет пятидесяти пяти, жилистый, с обветренным лицом и выгоревшими русыми волосами, в клетчатой рубашке, старом сером пиджаке и темных брюках, в неизменной белой шляпе в мелких дырочках, он казался дачником-пенсионером, каким-нибудь шахтером, ушедшим на заслуженный отдых и занимающимся своим садовым участком. Таких мужиков мы обычно встречали стоящими с кружкой пива у пивных киосков, в очередях за воскресными утренними газетами у «Союзпечати», за столиками доминошников во дворах между пятиэтажками.

Мы с Витей знали, что Иван Тимофеевич приехал в Калининград сразу после окончания войны и все эти годы не терял времени зря: он успел облазить многие подземелья, бункеры, осмотреть сотни подвалов и при этом сделать массу находок.

О Цедрике говорили, что он хранит найденные сокровища в каком-то тайнике — не то засыпанном бомбоубежище, не то старом подвале, куда знает ход только он один. При этом экспедиционное начальство относилось к нему с нескрываемой иронией и пренебрежением, считая его фантазером и даже вруном.

Петрович, невзрачный седой мужичек в кепочке, был напарником Ивана Тимофеевича и походил больше на сторожа какого-нибудь склада, нежели на сотрудника экспедиции, которая занимается поисками Янтарной комнаты.

— Привет, ребята, — с веселой ухмылкой встретил нас Цедрик. — Что, заседают?

— Да, похоже, надолго.

— Им бы только поболтать. Настоящей работы не знают. Денежки государственные расходуют зря. Эх! — Иван Тимофеевич вздохнул. — Дали б мне волю, была бы и Янтарная комната, и еще много, что хранит калининградская земля!

— Иван Тимофеевич, а чего они там спорят насчет вашей версии? Говорят, Цедрик фантазирует…

— Я — фантазирую! Сами они… Я вам что скажу, ребята. Я им рассказал такую версию, которой они никогда не узнали бы! Фантазирую! Да я им сказал то, что обещал никому не говорить. Один человек меня просил…

— А про что, Иван Тимофеевич? — спросил я.

В ответ Цедрик только махнул рукой, мол, лучше не спрашивай!

— Расскажите, Иван Тимофеевич! А? — поддержал меня Виктор.

— Потом, — хмуро ответил Цедрик. Затем достал папиросы, закурил. — Ладно, Петрович, пойдем на замок. Чего ждать эту канитель! Скажите им! — И он кивнул на окна второго этажа экспедиционного барака. Потом, повернувшись к Алеше, процедил сквозь зубы: — Не забудь инвентарь!

«Кладоискатели» удалились, а мы остались сидеть на лавочке вместе с шофером.

— Чудные они… — Алеша посмотрел на удаляющиеся фигуры. — Если б я знал, сколько они, ну… там, где что спрятано, то я не стал бы связываться ни с какой экспедицией. На кой она? Сам бы нашел да сдал. За клад полагается по закону награда.

Мы немного посидели с Алешей и решили тоже отправиться к замку. Предупредив Алексея, чтобы нас не искали, мы быстрым шагом направились вслед за Цедриком и Петровичем, рассчитывая вскоре нагнать их. Это нам удалось уже у здания биржи. К нашему удивлению, старички шагали бодро и о чем-то оживленно разговаривали.

— …да мы с тобой одни продолбим эту стену. Только пусть они вскроют подвал, — донесся до нас обрывок фразы.

Иван Тимофеевич, увидев нас, не удивился, спросил:

— Что, не сидится, молодежь? Ну пойдем.

Мы пересекли поросшие холмы острова и подошли с южной стороны к подножию замка. Собственно, от знаменитого Королевского замка остались лишь жалкие обломки — круглые башни и все возвышающиеся над землей сооружения были взорваны. То, что вчера еще представляло собой величественные руины, сегодня было подобием свалки — груды кирпичей и обломков стен, горы щебня, торчащие повсюду ржавые металлические балки… И только внизу, со стороны реки, среди запыленной зелени угадывались очертания каменной стены с карнизами, засыпанными оконными проемами и овальной нишей, в которой когда-то, по-видимому, стоял памятник.

Мы подошли к подножию замка со стороны бывшей замковой террасы, там, где сохранились остатки барельефа, изображающего рыцаря, припавшего к источнику. По протоптанной тропинке поднялись вверх и через пролом в стене проникли во внутренний двор замка или то, что от него осталось. Еще вчера здесь велись интенсивные работы — большой экскаватор копал глубокий котлован неподалеку от основания стометровой колокольни, взорванной еще в конце сороковых, а солдаты саперной части расчищали фундамент восточного крыла Королевского замка.

— Посидим, подождем. — Иван Тимофеевич смахнул ладонью песок и кирпичную пыль с уступа, тянущегося вдоль стены, и присел на него. — Присаживайтесь, ребята. В ногах правды нет. Начальство будет, видно, не скоро.

Петрович присел тут же в теньке. Чувствовалось, что ближе к полудню солнце снова превратит землю в раскаленную сковородку. День обещал быть жарким.

— Иван Тимофеевич, расскажите про вашу версию. — Я осторожно приступил к новому этапу выведывания ценной информации.

За несколько недель нашего знакомства с Цедриком я понял, что Иван Тимофеевич относится к той категории людей, которые любят, чтобы их долго просили рассказать о чем-либо, прежде чем они сподобятся это сделать. Нет, не из вредности и не особой скрытности. Скорее всего, ему просто доставляло удовольствие, когда его долго упрашивали, уговаривали, уламывали, а он как бы нехотя соглашался наконец сообщить нечто такое неожиданное, что у всех захватывало дух. Именно удивление окружающих, которое вызывали его рассказы, доставляло Ивану Тимофеевичу нескрываемое наслаждение. «Вот, видите, я знаю такое, чего вам и не снилось! Дружите со мной, и вам улыбнется удача!» Так или близко к этому думал Цедрик.

— Ладно, этих все равно еще долго ждать. Расскажу! — проговорил с некоторой ехидцей Иван Тимофеевич. — Рассказать, Петрович, а?

— Да, рассказывай! — Напарник Цедрика безразлично махнул рукой.

— Тогда садитесь рядом. — Иван Тимофеевич указал на обломок кирпичной стены. — Только, ребята… сами понимаете! — Иван Тимофеевич с напускной серьезностью посмотрел на нас, как бы предупреждая о строгой конфиденциальности.

На развалинах замка по-прежнему никого, кроме нас, не было. Со стороны Ленинского проспекта доносились трамвайный перезвон, шум машин, у четырехэтажек маячили фигурки людей.