Александр Великанов - Степные хищники

«…взятие с крестьянских хозяйств излишков означало такую меру, которая в силу военных обстоятельств была нам навязана с абсолютной необходимостью, но которая сколько-нибудь мирным условиям существования крестьянского хозяйства не отвечает. Ему нужна уверенность, что он столько-то отдает, а столько-то может употреблять для своего местного оборота», — говорил Владимир Ильич в отчете о политической деятельности ЦК РКП (б). А в речи перед закрытием съезда он еще раз подчеркнул:

«…исключительную важность имеет решение нашего съезда по вопросу об отношении к крестьянству. Мы здесь самым трезвым образом учитываем отношение между классами и не боимся признать открыто, что имеем дело с задачей труднейшей, с задачей правильного установления отношений пролетариата к преобладающему крестьянству при условии, что нормальных отношений мы сейчас достигнуть не можем. Нормальные отношения таковы, и только таковы, чтобы пролетариат держал в своих руках крупную промышленность, с ее продуктами, и не только полностью удовлетворял крестьянство, но, давая ему средства к жизни, так бы облегчил его положение, чтобы разница по сравнению со строем капиталистическим была бы очевидна и ощутительна. Это и только это создаст базу нормального социалистического общества. Мы не можем сейчас этого сделать — настолько придавили нас разорение, нужда, обнищание и отчаяние. Но, чтобы легче это проклятое наследие изжить, мы, несмотря на установившиеся за время отчаянно-тяжелой войны отношения, реагируем на них определенным образом. Мы не будем скрывать, что крестьянство имеет глубочайшее основание к недовольству. Мы пойдем на более обстоятельные объяснения и скажем, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы это положение уничтожить, чтобы больше считаться с условиями жизни мелкого хозяина.

Всё, что нужно, чтобы жизнь этого хозяина облегчить, чтобы больше дать мелкому земледельцу, чтобы дать условия для более прочного хозяйничания, мы должны сделать».

Резолюции X партсъезда вызвали различные отклики во всем мире. У друзей они укрепили веру в победу социализма, на многие годы вперед осветили пути дальнейшей борьбы. В среде врагов они вызвали смятение. Буржуазная печать разразилась небывалой кампанией клеветы и провокационных измышлений. Английские газеты сообщали, что в Петрограде и в Москве восстания, эти и другие города захвачены мятежниками, над Кремлем развевается белый флаг, а Ленин и правительство бежали в Крым. Французская пресса кричала о многочисленных восстаниях по всей стране, о том, что Буденный со своей кавалерией под Орлом перешел на сторону мятежников и так далее и тому подобное. Понимая, что решения съезда выбивают почву из-под ног контрреволюции, лишают бандитизм экономической базы, буржуазия неистовствовала в бессильной злобе.

Из донесения № 24: «…в последнее время среди бандитов наблюдается дезертирство. Многие из них возвращаются на левобережье с тем, чтобы в своем селе принести повинную. Среди главарей банды разноголосица: одни считают, что переход на правый берег Волги — ошибка и что следует идти назад в Заволжье, другие настаивают на соединении с Антоновым и видят в этом единственный путь к спасению. Начавшаяся распутица сильно затрудняет передвижение. У большинства рядовых бандитов настроение упадочное. Беглец».

В Хвалынске на охране города простояли трое суток, и лишь когда пришла пехота, двинулись дальше на Вольск зимней дорогой по волжскому льду.

На крутом съезде к реке ручьи разъели лед до камней. Щелкая подковами по булыжникам, дивизион спустился на Волгу. Вниз по течению бурой ниткой уходила тронутая солнцем, унавоженная за долгую зиму дорога. Вправо тянулся покрытый лесом гористый берег, иссеченный глубокими оврагами, влево волжский лед незаметно переходил в похороненные под снегом пески отмелей и кос, а еще дальше — в холмистую степь. На белом фоне, как нарисованные тушью, чернели села и деревни.

Дивизион спускался вниз по реке, а навстречу ему подымалась весна. Уже на второй день пути на дороге появились лужицы талой воды, у берегов засинели окрайки.

— Хватили же мы за зиму горя-лиха, все морозы-метели за пазуху собрали, — вздохнув, проговорил Тополев, поглядывая вокруг. — Теперь отмаялись: весна не за горами. Слышите, как Волга дышит?

— Не чутко, товарищ взводный, — отозвался Гришин. Коновод первый раз в жизни услыхал, что Волга может дышать, словно живое существо.

— Дышит, просыпается, — с серьезным видом подтвердил Тополев. — Ты, Гришин, не волгарь и понимать этого не можешь. Спроси комэска, — он тебе скажет.

Гришин спрашивать постеснялся, а Тополев продолжал:

— Сбросит с себя матушка лед и в полной красе разольется. Видишь, окрайки прочертились, — вода лед поднимает.

Щеглов обернулся:

— Ты, Иван Иванович, оказывается, поэт.

— За всю жизнь ни единого стишка не сложил, товарищ командир.

— Дело не в стихах, а в том, что красоту глубоко чувствуешь, — ответил Щеглов.

В первом взводе ладили песню. Задорный тенорок запевалы начал:

И надо льдом великой реки понеслась та песня, которую пели, выходя из Уральска.

Ласково греет солнышко, играет на мокром льду, прыгает с лужи на лужу, отдохнувшие кони бодро перебирают ногами, а радость жизни наполняет сердца. А Щеглова знакомая песня камнем давит. «Устенька, любимая, где ты? Дай хоть весточку!» Сгинула Устя, рыбкой мелькнула и исчезла в темном омуте, ищи не ищи, — не отыщется и в сеть не поймается. «Кончим с Поповым, — возьму отпуск и хоть под землей найду», — утешал себя Щеглов.

Эти дни в Хвалынске приголубливала молодого командира безмужняя квартирохозяйка, глазами манила, словами, дразнила, ластилась, — вот она, я! Давай дружок, любовь походную закрутим — короткую, но сладкую! Выдержал Василий характер, — Устину память осквернить не хотел.

Медленно уходят назад берега, пасутся белые барашки на сияющем лазурном небе, смачно чвокают копыта по мокрому снегу, летят в стороны брызги, и радуга играет на них.

Идет красная конница.

30 марта утром прибыли в Вольск. Здесь Щеглова ждал сюрприз: возвращаясь из штаба, он встретил… Таню Насекину.

— Танюша, вот так встреча!

Щеглов спрыгнул с коня, да так неосторожно, что окатил грязной водой и Таню, и себя, но оба словно и не заметили этого.

— Какими судьбами? Зачем ты здесь?

— Назначена медсестрой в первый кавполк. Сказали, что он должен прийти сюда, а его нет и нет. Прямо не знаю, что теперь делать.

— Беда не велика: с кавполком мы не раз встретимся. Ты где остановилась?

— Рядом с комендатурой у одной старушки.