Александр Великанов - Степные хищники

В самом Мерлине — столпотворение. Улицы, переулки, дворы забиты людьми, лошадьми, телегами. Распоряжаться некому, да и никто никого не слушает. Люди потеряли головы. В воздухе крики, ругань.

— Продали нас!

— Где Попов? Даешь Попова!

— Ищи-свищи, он с конницей удрал.

— Сам утек, а нас…

— Бей командёров!

Словно на крыльях принеслась весть:

— С тыла кавалерия!

— Обошли!

Секунды тишины, и новый всплеск голосов:

— В цепь!

— Занимай оборону!

Как это бывает в критические моменты, в толпе нашлись вожаки, способные в считанные минуты организовать, наладить сопротивление.

— Ивантеевские, ко мне!

— Кто с Марьевской волости, отходи в сторону! Становись!

— Андросовские, сюда!

Вновь сколоченные шайки земляков отправились на околицу, чтобы залечь в канавах, за плетнями и, спасая шкуру, биться до последнего патрона.

«Подошел первый кавполк, а мне теперь что делать? Сдаваться вместе с пехотой или искать Попова? Если ему удалось уйти, мое место с ним. Игра не кончилась, и возвращаться к своим рано. Постараюсь уйти», — решил Федорчук.

— От железной дороги тоже наступают? — спросил он у проходивших мимо пехотинцев.

— Нет. Они от бронелетучек не пошли, — ответили те.

— А наша конница где?

— Не слышно. Наверное, за железную дорогу ушла.

Федорчук достал из-под сена седло.

— Отпряги пристяжную! — сказал он вознице. — Доеду, посмотрю, что за селом делается.

— А ты не удерешь? — заподозрил тот.

— У тебя же еще лошадь остается, — уклончиво ответил Федорчук.

— А это барахло куда я дену? спросил парень, показывая на штабные ящики.

— Не пропадать же из-за них!

— Тогда обожди! Я тоже с тобой, — и парень начал отпрягать лошадей.

— Поедем! — согласился Федорчук.

Вскоре они выбрались из деревни и очутились на той самой дороге, по которой приехали в Мерлино. Здесь сейчас никого не было, только валялись поломанные телеги, убитые лошади. В одном месте, разбросав в стороны руки, лежал человек. Чем дальше, тем трупов было больше, а по бугру, где шли цепи, пашня была густо усеяна телами. Они лежали там и сям, словно разбросанные взрывом. Вездесущее воронье уж кружилось в воздухе.

В лощине Федорчук оставил лошадь.

«Подаваться к железной дороге нет расчета. Вправо по следам Попова идти рискованно», — размышлял он.

В стороне Мерлина перестрелка стихла. Из деревни двигались на юго-восток разрозненные кучки бандитов.

«Направление они, пожалуй, взяли правильное, — подумал Федорчук. — Надо уходить к Лопуховке».

В сумерках Федорчук и его спутник неожиданно наткнулись на конный отряд, расположившийся на полевом току. Человек тридцать сидели и лежали на ворохе прошлогодней соломы. Лошади, как выяснилось позже, были спрятаны в риге.

«Кажется, влопались! — Федорчук приготовился объясняться, но никто их не окликнул, никто не спросил, кто такие. — Наши, — определил Федорчук и в душе усмехнулся: — Для меня все наши — и те, и эти».

Спрыгнув с лошади, он привязал ее к брошенной на току веялке и направился к лежавшим. Выбрав свободное место, растянулся и начал слушать.

— Хо! Старый знакомец! — воскликнул лежавший по соседству человек.

Федорчук вздрогнул — он терпеть не мог, когда ему заявляли: «Я тебя знаю» или «Мы с тобой встречались». Сразу не поймешь, что за этим скрывается: где встречались — в банде или в Чека, кого знал тот — Федорчука, старшего писаря штаба Попова или Федорчука, сотрудника губернской Чрезвычайной комиссии. А от этого зависела жизнь.

— В темноте что-то не признаю тебя, — хрипло ответил Федорчук.

— Рожков я. Помнишь, из камышинской тюрьмы.

— А-а. Помню.

— А ты разве не с Поповым?

— Штаб остался в Мерлине. А тут кто?

— Маруся.

— Где она?

— В риге карту с Семеном разглядывают.

Из темноты донесся властный женский голос:

— По коням!

Через несколько минут шайка вытянулась цепочкой и двинулась в непроглядный мрак весенней ночи. Федорчук пристроился в хвосте колонны. Поля, дорога, предметы были словно накрыты чёрным бархатом, — не видишь не только головы лошади, но даже собственных рук. Как это Маруся знает, куда вести?

Часа через два-три езды вслепую вправо показались крохотные светляки — красные и зеленые огни на железнодорожных стрелках и семафоре.

«Станция. Интересно, какая?» — подумал Федорчук.

Впереди о рельс звякнула подкова. Лошадь Федорчука, напружившись, полезла куда-то вверх, послышался стук копыт по дереву, затем седло медленно опустилось.

«Переехали насыпь, — отметил Федорчук и невольно похвалил в душе: — Молодец Маруся!»

Железную дорогу Ртищево — Аткарск удалось перейти лишь коннице, пехота и обозы оставались в мешке и вели перестрелку. Чтобы помочь им, Попов пытался провести в селе Сластухе мобилизацию, но еще раз убедился, что симпатии крестьян прочно перешли к большевикам. Мобилизация провалилась, и Попов одной конницей повел наступление на разъезд Афросимовский, был отбит и с тремя сотнями конных отступил на Баланду.

Для его преследования красное командование немедленно сформировало летучий отряд в составе 1-го сводного полка, кавдивизиона ВНУС, Вольских пулеметных курсов и батареи полевых пушек. Начальником отряда был назначен старый чапаевец Суров.

Снова просторы полей. Ласковый южный ветер дует в лицо, сушит суглинок на курганах, от него сереют и начинают пылить гребни борозд. Ручьи в оврагах, в лощинах стали прозрачными, и видно, как под водой зеленеет трава-мурава. В полный голос звенят над головой жаворонки. На парах стаями пасутся грачи. С лошадей летит по ветру зимняя шерсть, пахнет пряным конским потом.

Быстро шел летучий красноармейский отряд, а банда катилась еще быстрее. До самой Баланды, конечной станции железнодорожной ветки Аткарск — Баланда, не было ни одной перестрелки. В Баланде отряд переночевал, а наутро снова форсированным маршем двинулся на юг. Щеглов подсчитал: за последние сутки пройдено 106 верст.

За Баландой Попову удалось схитрить: в верховьях разлившейся Терсы он направил небольшой отряд по левому берегу реки, ложно демонстрируя этим движение главных сил, которые в действительности пошли по правому. Эта уловка сразу не была разгадана, летучий отряд пошел по левобережью, и между преследователями и преследуемыми легла полноводная Терса. Когда же выяснилось истинное положение дел, было поздно: мосты в Песчанке и Самойловке были снесены половодьем, возвращаться назад к истокам реки, значило безнадежно отстать. К счастью, выручил железнодорожный мост у станции Три Острова. По нему можно было переправить и конницу, и артиллерию. Можно, но осторожно, потому что железнодорожные мосты не приспособлены для движения по ним лошадей и повозок. На редкий переплет из прямоугольных балок положены для пешеходов узкие доски, и все. Идешь и видишь, как под ногами далеко внизу бурлит вода, несутся желтые хлопья пены, неуклюже поворачиваясь, плывут коряги. Если лошадь оступится, то вниз не упадет, но может поломать ноги, и поднять ее будет делом нелегким.