Александр Великанов - Степные хищники

— Скажи, пожалуйста!

— Ванька, дай закурить!

Часовой отодвинул засов, которым запирался чулан, и полез за кисетом. Егор стоял в дверях.

— Держи!

— Высеки огня!

Шумилов поставил винтовку в угол, достал кресало, кремень, придавил к нему большим пальцем трут и ударил железкой. Трут не загорелся. Часовой повернулся к двери на ветерок, и страшный удар по темени ошеломил его. Грызлов пнул ногой мягкое тело, снял ремень с патронными подсумками, одел на себя, взял винтовку и сбежал по ступеням. Уже за станицей он остановился, посмотрел на темные строения и пожалел: «Надо бы Ванькин кисет и кресало прихватить! Маленько не догадался».

Скоро одинокая фигура Егора потерялась во мраке.

Командир 2-й Туркестанской кавалерийской дивизии Сапожков возвратился из Самары туча тучей. Не заходя в штаб, он отправился прямо на квартиру и заперся на крючок. Шустрый адъютант Пашка сунулся было с обедом, постучал, но, получив из-за двери отборное ругательство, зло громыхнул котелками и ушел к лошадям.

Дела у Сапожкова складывались невеселые. Когда был в штабе Округа, стало совершенно ясно, что его от командования дивизией отстранят. Сам командующий недвусмысленно намекнул об этом. Постарались и материалы подобрать: здесь и агитация против продразверстки, тут и требование «самостоятельности» Заволжской губернии, выдвинутое Сапожковым еще в бытность председателем Новоузенского Совета в 1918 году, даже пассивность во время контрреволюционного восстания в 22-й дивизии, когда были убиты члены Реввоенсовета 4-й армии Линдов, Майоров, Кузнецов и другие — всё припомнили.

«Что ж! Говорил и буду говорить, что из-под мужика почву нельзя выбивать. Крестьянская основа — хлеб, не будет хлеба, — конец мужику», — размышлял Сапожков.

Начдив вспомнил крепкое хозяйство своего отца, амбары, полные пшеницы, упитанный скот, двор с шумливой птицей под ногами.

«Ведь и курице хлебушко нужен. А тут за здорово живешь, выгребай сусеки, отдавай последнее, а сам по-медвежьи соси лапу… Ну, а что касается 22-й дивизии, так своя рубашка всегда ближе к телу. Кто заварил тогда кашу, тот и нахлебался. Кроме того, разве не он, Сапожков, навел затем порядок в этой же самой мятежной дивизии? Разве не с нею громил белоказаков? Разве не взял и не отстоял Уральск? А сейчас Сапожков стал не нужен. Это как сказать! [12] В действительности дело происходило так: 10 января 1919 года 3-я бригада 22-й дивизии под влиянием эсеровской агитации не выполнила приказа начдива Дементьева, не пошла в наступление и начала переговоры о мире с белоказаками, предварительно арестовав всех комиссаров полков и коммунистов. Командир бригады Сапожков, тайно разжигавший контрреволюционные настроения в бригаде, донес штабу армии о восстании и одновременно о том, что он остается командиром бригады якобы для того, чтобы привести восставших к повиновению. Между тем 3-я бригада обезоружила присланный отряд коммунистов, частью перебила их, частью арестовала. 198-й Куриловский полк, которым командовал друг и единомышленник Сапожкова Василий Серов, предательски умертвил членов Реввоенсовета 4-й армии Линдова, Майорова, Мяги и многих других политработников. В начале февраля мятеж достиг высшей точки: 193-й Покровско-Туркестанский полк 3-й бригады перешел на сторону белых. Этот переход на сторону врага открыл глаза многим бойцам, обманутым агитацией, помог им разобраться в истинных целях мятежа, и они, раскаявшись, изъявили покорность. Сам Сапожков, до того преступно бездействовавший, проявил кипучую энергию: освободил арестованных коммунистов, арестовал зачинщиков мятежа. Этим самым ему удалось не только сохранить к себе доверие, но и стать начальником 22-й дивизии.

Сапожков прошелся взад-вперед по комнате и остановился у задернутого занавеской окна. Ему вспомнился недавний разговор с московским гостем — видным левым эсером, вспомнились его слова о готовящихся в ряде городов антибольшевистских выступлениях, о брожении среди зажиточного и среднего крестьянства, о методах борьбы с большевиками.

«На аграрных вопросах они сломят себе голову, — крестьянству с ними не по пути», — сказал в заключение гость.

В дверь требовательно постучали.

— Какого черта надо? — окликнул Сапожков.

— Сашка, открой! Это — я.

— Не до тебя сейчас.

— Открой, говорю, дело есть!

— Сказал, что не открою.

— Сломаю дверь.

— Я тебе сломаю! — не на шутку обозлился Сапожков, но в следующий момент, услышав, как затрещала дверная филенка, добавил: — Погоди! — и откинул крючок.

Вошел Серов, друг и приятель Сапожкова, сослуживец по 22-й дивизии.

— Ну, чего тебе?

— Что сказали в штабе Округа?

— Так и сказали: сдавай, Сапожков, дивизию и катись колбасой за ненадобностью!

— На твое место кого?

— Начдивом Стасова, военкомом Перфильева.

— Кто такой Стасов?

— Черт его знает! Наверное, из штабных чистоплюев.

— Ну, а ты что?

— А-а… — начал было Сапожков и, не докончив фразы, снова зашагал из угла в угол.

Неожиданно он остановился и нерешительно произнес:

— Но ведь приказа-то пока нет. Может быть, и не будет?

— Надейся! — усмехнулся Серов.

Александр Сапожков и Василий Серов — два человека, возглавившие в Заволжье черные силы кулацкой контрреволюции. Это они в пору голода и разрухи уничтожали скудные запасы продовольствия и семян, разгоняли Советы, причинили громадный урон молодой, неокрепшей Советской республике, поставив вверх дном жизнь трех губерний. Два человека с различными социальными корнями, с различным пониманием жизни, прошедшие в то же время бок о бок огонь гражданской войны, накрепко связанные узами дружбы, боевого товарищества, а впоследствии общими обидами. Сапожков — царский офицер, выходец из кулацких слоев крестьянства, отнюдь не примкнувший к дворянству, а оставшийся мужиком-стяжателем, собственником до мозга костей. Серов — голь перекатная, батрак, подпасок, голодранец, первый раз в жизни одевший армейские штаны без заплат. Роднило обоих непомерно раздутое честолюбие, ненасытная жажда риска, опасностей, приключений и бесшабашная удаль-молодечество. Оба любили погулять как «того душа желает». В этих людях странно уживались понятия о свободе, равенстве и братстве с чисто купеческим самодурством. Тот и другой были падки на лесть, не терпели над собой и признака любой, власти, даже революцию признавали постольку, поскольку получалась от нее личная выгода.

В 1918 году, когда Сапожков председательствовал в Новоузенске, Серов в соседней Куриловке организовывал бедноту, сформировал партизанский отряд. Конец года прошел в боях с белоказаками, и в новом, 1919, году Сапожков уже командовал дивизией, а Серов — полком. После ликвидации Уральского фронта обоих перебросили на Южный фронт и в начале 1920 года обоих отстранили от должностей за неумелое командование, за отсутствие в частях воинской дисциплины, мародерство, мордобой, пьянство. Далее Сапожков был послан в Бузулук формировать из дезертиров дивизию. Прослышав об этом, туда же явился Серов.