Андраш Беркеши - Последний порог

— Его отец — владелец завода, и не одного, а трех или четырех. Уважаемый господин, а сын вот коммунист. Выходит, бывает и такое. Я как-то читал, что Фридрих Энгельс тоже не из рабочих был.

— Сколько лет вы работаете с ним вместе?

— Вот уже полгода, как я через него осуществляю связь с руководством. Он был кадровым офицером, инженер-майором, но в тридцать девятом году демобилизовался и с тех пор работает главным инженером.

— На заводе и другие знают, что он коммунист?

— А это еще зачем? Конечно, вы считаете, что на заводе так и кишат коммунисты. — Он горько усмехнулся: — Нилашисты — да.

— Он женат?

— Женат. Жена — художница, красивая, молодая женщина.

— И дети есть?

— Есть девочка, весной этого года родилась.

Радович уставился в потолок. Окна были завешены одеялом, так что снаружи нельзя было заметить света.

«Сын капиталиста... Какой черт толкает этих сынков в коммунистическое движение?» Милан и раньше не раз задумывался над этим. Он хорошо помнил объяснения, какие обычно давали им на политических семинарах: мол, хорошее материальное положение, разностороннее образование рождают потребность поисков справедливости... Но все это только красивые слова... На самом же деле причина, видимо, кроется в чем-то другом. «Чаба тоже многое знает, однако он почему-то не стал коммунистом. По рассказам, он и не фашист, однако стоит довольно далеко и от коммунистических воззрений. А вот Пустаи — член ЦК. Если его схватят, то церемониться с ним не станут. Как-никак в стране объявлено чрезвычайное положение...»

Милан почувствовал, как болеутоляющее начало действовать, и его потянуло в сон. Он слышал, как старик встал со своего места, подбросил топлива в печку. Больше он уже ничего не помнил, так как его поглотила глубокая пропасть.

В дверь позвонили. Андреа, накинув халатик, поспешила открыть ее. На пороге стоял Миклош Пустаи. Он был в пальто, подбитом мехом, на голове — мягкая темно-серая шляпа.

— Целую, — проговорил он, входя. — Извини, что я к тебе так врываюсь. Я звонил тебе в госпиталь, а потом Чаба сказал мне, что ты дома.

— Я заступаю на смену в семь, — объяснила девушка. — Снимай пальто.

В комнате было тепло. Пустаи зябко потер руки.

— Собачий холод, — сказал он, садясь в удобное кресло поближе к печке. — Снова снег пошел.

— Как Бори? — поинтересовалась Андреа.

Пустаи закурил.

— Спасибо, она здорова. В конце недели уехала в Леаньфалу к старикам, так что я сейчас соломенный вдовец.

— Вот ты и решил воспользоваться временной свободой? — засмеялась Андреа.

— Ты же знаешь, я не люблю упускать представляющуюся возможность, — развеселился и Миклош. — Кто знает, сколько еще жить осталось? Зато твой папаша выглядит прямо-таки великолепно! Я его видел на прошлой неделе, так глазам своим не поверил. Сколько лет старику?

— Шестьдесят, — ответила девушка, слегка постучав по столу. — Я ведь суеверная. Сейчас он как раз в Анкаре, но на следующей неделе уже вернется домой.

— Ого! — засмеялся Миклош. — Выходит, и ты сейчас одна? И я снова упущу такую возможность. Андреа рассмеялась:

— Ты все еще не отказался от меня?

— Представь себе, нет. Если бы ты была замужней, все было бы иначе. Но мне кажется, что Чаба не женится на тебе. Пойми меня правильно, я его люблю и знаю, что он тебя любит. И все же... Сам не знаю почему, но у меня именно такое ощущение.

Андреа смотрела куда-то вдаль. Она знала, что Миклош говорит сейчас совершенно откровенно, но ей самой не следует затрагивать эту тему. Она любила Чабу сильно и пламенно, однако и Миклош не был ей безразличен. Вот уже несколько лет подряд она жила в этой раздвоенности, и не от них самих, а лишь от случая зависело, что они так до сих пор и не сблизились.

— Оставим это, Миклош, — сказала она. — Ты же знаешь, что. Я не люблю об этом говорить. Чабе я не изменю, и пока меня не интересует, возьмет он меня в жены или нет. Если же он женится на другой, любовницей его я не стану.

Лицо Миклоша потемнело.

— Правильно, давай не будем. Скажи, Анди, ты можешь на часок поехать со мной? Ни к кому другому я не хотел обращаться. На то есть особая причина. Моего знакомого врача нет сейчас в Пеште.

— По врачебным делам?

— А что же еще?..

— Продолжай.

— Чаба об этом не узнает?

— Я не смогу ему лгать. Говори спокойно, в чем дело. Я давно заметила, что ты в чем-то замешан. Меня не интересуют твои дела, но уж если я поеду с тобой, то хочу знать, куда и зачем.

Пустаи причесал волосы. Бросил окурок в печку.

— Одному моему другу нужно извлечь пулю из-левой ноги. Он без сознания. У него жар.

— Когда его ранили?

— Сегодня ночью.

— А где он находится? Я спрашиваю только потому, что хочу знать, в каких условиях придется оперировать.

— В подвале у одного моего друга. Правда, электрический свет и вода там имеются.

— Я сейчас оденусь. — Андреа встала: — Ты на машине?

— Да, — ответил он, — но, возможно, обратно тебя уже не смогу подбросить.

Девушка подошла к телефону:

— Мне нужно поговорить с Чабой. — На миг она заколебалась. — А вообще-то, пожалуй, лучше будет, если я не скажу ему правды, а то он меня не отпустит. Не стоит его впутывать в эту историю.

— Потом скажем, что Бори стало плохо и она захотела с тобой посоветоваться.

Андреа сразу же набрала телефон Чабы.

— У меня Миклош, — сказала она. — Бори плохо себя чувствует, и мне нужно поехать с ним в Леаньфалу. Возможно, что я немного задержусь. — Чаба что-то устало пробормотал в трубку, из чего Андреа поняла только, что он просил ее долго не задерживаться.

Быстро переодевшись и захватив врачебную сумку, она написала приходящей в дом служанке, что той необходимо купить на следующий день.

— Ну все, теперь пошли, — заторопилась она.

На улице было ужасно холодно, резкий ветер бросал в лицо колючие хлопья снега. «Мерседес» Миклоша наполовину засыпало снегом. Андреа зябко поежилась, думая о чем-то своем.

Год назад она устроилась на работу в военный госпиталь, в хирургическое отделение. Сделала она это по просьбе Чабы, которому хотелось, чтобы они работали вместе. Они не только не поженились, но и не говорили о свадьбе, делая вид, будто их связь вполне естественное явление. Хотя на самом деле все было далеко не так. Когда в январе сорок второго года под Москвой погиб Аттила, генерал спустя несколько дней позвонил Андреа. Он был вежлив и мил, как всегда, однако девушка сразу же почувствовала, что речь сейчас пойдет о чем-то очень серьезном. Генерал попросил Андреа приехать к нему, сказав, что пришлет за ней машину. Жена генерала и Чаба уехали в Шомадьварад, и старик жил на вилле один.

— Папа, у тебя есть свободные деньги? — спросила девушка отца, положив трубку на рычаг.