Евсей Баренбойм - Доктора флота

Так и сейчас в окопе. Устроился удобно, лежал, прислушивался, наблюдал, а думал совсем о другом. Вспоминал Аньку, ее прозрачные, как у кошки, глаза, черные волосы, быстрые поцелуи при расставании. Неужели опять встречается со своим начальником Женей? Она часто рассказывала, какой он хороший, как ей жаль его — больного, одинокого. Однажды он застал Женю у нее дома. Женя сидел у Аньки в ногах и читал стихи. От этих мыслей становилось неспокойно и начинало неприятно сосать под ложечкой.

В оптический прицел хорошо видны немцы — на серо-зеленые шинели наброшены одеяла, головы повязаны платками. Но веселые, гады. Играют на губной гармошке, поют, смеются. Пришли на чужую землю, столько страданий и горя принесли, а вины за собой не чувствуют. Ведут себя, паразиты, как дома.

Так, затаясь, Васятка наблюдал часа четыре. Снег под ним растаял, и он лежал в воде. Когда в полдень потеплело, запахло сыростью и с оврага потянуло жидким туманом, Васятка не выдержал и закурил. Он достал из лежавшего рядом вещевого мешка «катюшу», пользоваться которой его научил Гаврилыч, ловко ударил кресалом по кремню, с наслаждением затянулся. В вещевом мешке лежало все его богатство — сухой паек на двое суток, запас патронов, толстая тетрадь, куда были аккуратно переписаны слова любимых песен: «Синий платочек», «Дядя Ваня», «Турок», «Знойное лето», «Перепетуя», стихотворение «Жди меня». Здесь же в тетради хранилась фотография Аньки, подаренная перед отъездом из Кирова. Анька вышла плохо — глаза сердитые, под ними пролегли темные круги, всегда улыбчивый рот плотно сжат. На обратной стороне фотографии карандашом был очерчен маленький квадрат и в нем крошечными буквами вписано: «Вместо марки целую жарко». На дне мешка лежали две пачки махорки, нитки с иголкой, старая газета, опасная бритва, трофейная зажигалка. Васятка вытащил фотографию Аньки, стал смотреть на нее. Вчера он показал ее Гаврилычу, спросил:

— Ничего?

— Красна девка, — сказал Гаврилыч и почмокал губами. — Жона?

— Да, — ответил Васятка, пряча фотографию.

Он снова прильнул к прицелу. Оптический прицел на винтовке обладал не только увеличением, но и значительной светосилой. Цели в нем были видны и при закате, и на рассвете, в лунную ночь и в тумане. Сейчас, сквозь легкую дымку тумана, Васятка увидел двух медленно идущих по закруглению окопа вражеских солдат.

«Стрелять не спешите, — учили их в школе снайперов. — Изучите сначала повадки врага. Когда у него прием пищи, когда смена караула, где наблюдательный пункт. Около него часто появляются важные шишки. Цель старайтесь выбирать покрупнее — офицеров, фельдфебелей, танкистов, расчеты орудий». Но сейчас крупных целей не было. А эти солдаты так громко разговаривали и жестикулировали, словно прогуливались по Унтер ден Линден, предварительно выпив по несколько кружек пива.

Васятка неторопливо прицелился, передохнул и плавно потянул спусковой крючок. Было отчетливо видно, как немецкий солдат взмахнул руками и упал. За какие-нибудь полтора часа Васятка сразил четырех гитлеровцев. Он стрелял в них спокойно, деловито, не испытывая ни неловкости, ни брезгливости, не думая ни о чем таком, о чем принято писать в книгах. Он знал, что это фашисты, враги, что они принесли много горя и их надо убивать.

Солнце опустилось совсем низко и на миг будто замерло на месте, повиснув над землей, прежде чем спрятаться за линию горизонта, когда внезапно в его последних лучах сверкнул, отражаясь в стекле прицела, солнечный зайчик. Это мог быть случайно оказавшийся в степи кусочек разбитого стекла. Васятка стал вглядываться в белеющую перед ним снежную равнину, но ничего нового не увидел. Минут через десять зайчик сверкнул снова. Метр за метром он осматривал этот кусок однообразной, покрытой неглубоким снегом, степи: разбитое снарядом орудие, сожженный танк, стоявший чуть в стороне старый дуб. «Уж не на дубе ли у него наблюдательный пункт?» — подумал Васятка.

Была та короткая вечерняя пора, когда солнце уже село окончательно, но сумерки не наступили, еще светло и все предметы вокруг кажутся словно пропечатанными. Только на одно ничтожное мгновенье он приподнялся над бруствером, чтобы рассмотреть в оптическом прицеле, не стереотруба ли видна среди ветвей дуба. Но и этого оказалось достаточно для противника. Пуля ударила по Васяткиной каске, но, к счастью, не пробила ее, а с жужжанием отскочив, упала на руку — маленькая, еще горячая. Касательное направление удара пули и сталь каски спасли его от немедленной смерти. Васятка упал на дно окопчика и долго лежал там, глядя на небо, понимая, что чудом остался жив. В те секунды, когда он высунулся из окопа, снайпер врага подстерег его и точно выстрелил. Так выстрелить мог только опытный мастер.

Уже в расположении роты он узнал, что в этот день было выведено из строя еще два снайпера из их батальона. Один был убит выстрелом в глаз, другой ранен в шею. Захваченный разведчиками «язык» показал, что действительно в их дивизию прибыла группа опытных снайперов и среди них известный стрелок обер-лейтенант Кениг.

В последующие дни снайперы врага вывели из строя батальона семнадцать человек. Был серьезно ранен в плечо и Пашка Щекин. Утром он с трудом уломал Орловского, чтобы тот разрешил ему пойти в разведку, но пойти не успел — попал на мушку снайпера. Миша Зайцев отвел его в медсанбат.

Как и прежде, Миша недолюбливал Пашку, не мог забыть, как тот издевался над ним в Лисьем Носу, как украл переданную тетей Женей продовольственную посылку, но при всем этом отдавал должное — здесь, на фронте, трусом Пашка не был. Уже дважды он добровольно ходил в разведку и приводил ценных «языков». Да и командиром был справедливым.

— Отвоевался пока старший сержант Щекин, — сказал он Мише, прощаясь в медсанбате, и по интонациям его голоса нельзя было определить, рад он этому или не рад. И, пожимая Мишину руку здоровой рукой, морщась от боли в плече, сказал неожиданно: — Ты напомни Акопяну, чтоб не забыл к награде представить.

— Ладно, — сказал Миша и подумал: «Неужели он и в разведку ходил ради награды?» — Напомню при случае, — пообещал он.

Днем Васятку вызвали в штаб батальона. Там собрались все снайперы. Их оставалось восемь человек.

— От огня противника мы несем большие потери, товарищи, — начал комбат своим грубым, резким, бьющим, как взрывная волна, голосом. — Фашистам по сути дела удалось прижать нас к земле. Днем никто не может поднять головы. Ползаем все, как вши. Час назад и меня едва не подстрелили. Эти… — он сказал крепкое слово, и снайперы заулыбались, — думают, что полностью овладели положением. Ваша задача доказать, что это не так. Нужно уничтожить снайперов врага. Покажите, на что вы способны, ребята. Я надеюсь на вас. Отличившиеся будут представлены к награде.