Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!

Наконец он перестал кружить по периметру огромного зала и подошел к Аквароне, который стоял в полной парадной форме, выпятив грудь и задрав голову. С неприятным чувством в душе который уж раз король увидел, что он едва достает до плеча министра двора, и поспешил отступить на несколько шагов.

— Внезапный необоснованный арест может произвести неблагоприятное впечатление. Хорошо будет, если влиятельные деятели потребуют созыва «Большого фашистского совета»… — Король пытливо и недоверчиво уставился на герцога, а про себя с удовлетворением подумал: «Пусть так и будет. Пусть „Большой совет“, который Бенито Муссолини сам и придумал, теперь уберет его».

— Гранди такого же мнения, ваше величество, — сказал Аквароне. — Они уже и резолюцию подготовили. Документ составлен очень искусно и дипломатично.

— А точнее?

— Вот, ваше величество, если желаете, можете ознакомиться с текстом… — Герцог достает из кармана сложенный вчетверо лист, развертывает и читает вслух.

Вся эта тарабарщина о верности союзническим обязательствам, об эффективном сопротивлении англичанам и американцам нисколько не заинтересовала Виктора Эммануила, но когда Аквароне дошел до места, где речь шла о мероприятиях, необходимых для сплочения нации, король нетерпеливо спросил:

— Дальше, дальше?..

— И передать функции верховного главнокомандующего его величеству…

Подбородок Виктора Эммануила запрыгал сильнее обычного, зубы лязгнули так, что в зал влетел взволнованный адъютант его величества Пунтони.

Король поднял правую руку и, благословляя, перекрестил герцога:

— В час добрый… Только… обойдитесь без эксцессов. Если начнется что-нибудь такое, последствия могут быть самые неожиданные.

— Не беспокойтесь, ваше величество. Все будет сделано с ювелирной тонкостью…

Министр двора отдал поклон и попятился к дверям.

Король, чтобы успокоиться н отвлечься, прошел в кабинет и принялся перебирать, разглядывать в лупу, протирать суконкой коллекцию монет разных стран п разных веков, которую он с такой страстью собирал в течение сорока лет.

Однако ни звон и блеск старинных монет, ни сознание того, что он обладатель уникальнейшей в мире коллекции, чьи статьи печатались в солидных изданиях по нумизматике, — ничто не приносило желанного забвения. Мысли путались и с угнетающей навязчивостью возвращались к Муссолини. Кем бы теперь ни заменить проигравшего свою игру дуче, не ему, Виктору Эммануилу, достанется власть. Но все же б этот роковой час он должен назвать преемника Муссолини и должен настоять на своем. Не то все эти Гранди и Чиано, интриганы, блудники и прохвосты, доведут дело до того, что враждебные им силы восстанут, сметут их всех, а заодно с ними и его, короля…

После обеда он снова вернулся в кабинет. Несмотря на тягостные мысли, жареный голубь, так и тающий во рту, доставил ему колоссальное наслаждение. Он выпил стакан прохладного апельсинового сока, нажал кнопку вентилятора. В кабинете пахнуло целительной свежестью. Король откинулся на спинку кресла и погрузился в думы.

«Когда история делает резкий поворот, за рулем важно иметь человека с твердой рукой. Политики и интриганы давно уже стали ненавистны народу. Значит, нужен кто-то, у кого было бы имя, была бы популярность, и в то же время не замешанный в темных и бесславных махинациях деятелей, непосредственно причастных к власти. Нет, ни Гранди, ни Чиано не годятся!.. Единственный подходящий человек — маршал Бадольо. Правда, ему уже семьдесят три года, но он солдат с железной рукой. Война в Эфиопии, где он был главнокомандующим, умножила его славу. И к нему, Виктору Эммануилу, он всегда относился с подобающей почтительностью. Можно надеяться, что Бадольо теперь тоже не даст в обиду своего монарха. Итак, вот он — нужный человек!..»

Король несколько успокаивается и снова возвращается к своей коллекции. Ему уже давно хочется написать статью о японских монетах. Но сегодня не такой день, чтоб думать о статье. В голове навязчиво вертится мысль о том, что император Японии оказался правителем умным и дальновидным. Так-таки не ввязался в войну с Россией. А вот Муссолини отправил туда армию в двести тысяч человек и обрек ее на поголовный разгром в русских степях… Опьяненный властью, дуче, видимо, всерьез замышлял скинуть его с престола, который он получил по праву наследства. В последние годы Муссолини не разрешал ему без предварительного утверждения даже коротенькую речь произнести, когда он, Виктор Эммануил, принимал в своем дворце иноземных королей или глав иностранных государств. Каково-то он запоет теперь, когда ему без обиняков предложат подать в отставку? Станет ли, как бесталанный актер, цепляться за свою роль до последнего или?..

Под мерный гул вентилятора король впадает в дрему, и снятся ему восторженные клики, которыми толпа приветствует восседающего на белом коне верховного главнокомандующего.

Заседание «Большого фашистского совета» затянулось до глубокой ночи. Председательствовал Дино Гранди, который и зачитал проект резолюции, где выражалось недоверие дуче и предлагалось отстранить его от командования вооруженными силами. За резолюцию голосовало семнадцать человек, среди них и ближайшие сподвижники Муссолини, вроде его зятя, графа Чиано. Против — семь человек.

Ночь выдается беспокойной. Большинство членов совета, голосовавших за «недоверие», предпочли не возвращаться домой, спрятались у друзей или родственников, опасаясь, что взбешенный тиран обратится к чернорубашечникам и попытается отомстить. Однако Муссолини не смог решиться на крутые меры. Он слишком ясно понимал, что почва ушла из-под ног. Народ и армия ненавидят его.

И все же на следующее утро, 25 июля, первым делом он позвонил заместителю министра внутренних дел Фариначчи, которого считал единственным до конца преданным себе человеком. Позвонил в надежде, что тот подскажет ему какой-нибудь выход из создавшегося положения и способ расправы с коварными заговорщиками.

Но Фариначчи не оказалось дома. Не было его и в министерстве. Муссолини вздрогнул от недоброго предчувствия: «Значит, сбежал! Трус! Предатель!..»

Что же теперь делать? Чтобы успокоиться, он принял холодный душ и, хотя день был воскресный, отправился в Палаццо Венеция. В голове была сплошная муть, думать ни о чем не хотелось. Он вдруг почувствовал себя дряхлым, слабым, больным. Опять привязалась изжога. Он вызвал личного секретаря.

— Чезаре, позвони королю. Я хотел бы встретиться с его величеством.

— На какой час просить аудиенцию, дуче?

— После сьесты. В пять.

— Слушаю, дуче.

Муссолини посмотрел в окно на памятник Виктору Эммануилу II, первому королю объединенной Италии. Вспомнил о годах, когда он сам властной рукой правил этой страною, вспомнил о своих мечтах — еще недавно дуче казалось, что ему тоже уготована вечность в мраморе и бронзе… Мечты…