Джеймс Джонс - Тонкая красная линия

Когда через полтора дня Бэнда отстранили от командования ротой, проблема спиртного все еще не была решена, и надо сказать, что она волновала роту гораздо больше, нежели уход командира. Предлагались самые различные варианты, многие из них носили столь авантюрный характер, что могли быть выдвинуты действительно лишь в припадке безнадежного отчаяния. Например, бесшумная ночная кража или вооруженный налет на расположение авиаторов, похищение спиртного под дулом пистолета, ограбление казенных складов и грабеж имущества с целью последующего обмена его у тех же авиаторов на виски. Наконец кто-то даже предложил устроить подпольную винокурню, сырьем для которой могли бы стать продукты, похищенные на кухне, что же касается специалистов по производству самогона, то их предлагалось поискать среди уроженцев Кентукки или Теннесси, где, как известно, этот бизнес распространен в наибольших масштабах. Ни один из этих прожектов не вызвал единодушного одобрения. Ночной налет мог принести лишь несколько бутылок, что никак не решало проблемы, вооруженное ограбление авиаторов или похищение казенного имущества были опасны и рано или поздно могли быть раскрыты. Что же касается собственного цеха по производству самогона, то, во-первых, во всей округе невозможно было сыскать ни зерна, ни других подходящих продуктов, а во-вторых, негде было найти или украсть такую важнейшую деталь, как змеевик. А без него самогона по кентуккийскому методу (и теннессийскому тоже) никак не получишь. Уныние было настолько всеобщим, что никто никак не реагировал даже тогда, когда заместитель командира роты Джонни Криоу, временно назначенный ротным, собрал их всех и принялся бубнить, что, мол, теперь-то уж он закрутит им гайки, приведет роту в порядок, покончит с этой отвратительной расхлябанностью. О каких порядках можно было болтать, когда такую важную проблему никак не могли решить! Что же касается самого Джонни Криоу, сопливого зеленого новичка и выскочки, то ни у кого не было и тени сомнения, что он тут долго не продержится.

Никто, разумеется, не знал (да, надо думать, они не очень-то и стремились к этому), почему сняли «охотника за славой». Его участь решил лично командир полка. Не командир батальона подполковник Спайн, как это было в случае с Джимми Стейном, смещенным Толлом, а лично полковник — так что Бэнд мог даже испытывать некоторое моральное удовлетворение…

Бэнд четким шагом вошел в палатку, где за складным столом сидел этот седоволосый пьяница. Строевик на сто двадцать процентов, весь как с иголочки, в чистом обмундировании с надраенными до зеркального блеска ботинками и серебристыми пластинками первого лейтенанта армии США на погонах. Даже очки в стальной оправе блестели, будто специально отполированные для такого случая. Бэнд догадывался, что его ждет, хотя не смог бы объяснить, откуда проистекала эта уверенность. Армейский телеграф исправно доносит новости и знает все наперед. К тому же существуют еще и всякие внешние признаки — как на тебя взглянул кто-то из старых приятелей в офицерской столовой, знакомый штабист в полевом баре или еще кто-то. Бэнд был глубоко убежден в том, что все его поступки, все, что он делал, было абсолютно правильно и в интересах дела. Он свято верил в то, что не совершил ни одной ошибки, даже малейшей оплошности, все было четко и целесообразно, все обеспечивало общий успех операции, которая развертывалась начиная от «Большой вареной креветки». И вовсе не важно, что думают по этому поводу его подчиненные — у них не тот кругозор и не им об этом судить.

Он даже не слушал, что мямлил и бормотал этот старикашка. Давно уже ходили слухи, что его должны повысить, даже в бригадные генералы произвести, вот он и старается. Бэнд осторожно огляделся вокруг. Рядом с ним стоял, будто на параде, холеный подполковник Спайн, около него начальник штаба полка полковник Граббе — занудный, сутулый и длинноносый, ну вылитый Джонни Криоу. Были здесь и другие офицеры. Они молча стояли полукругом перед ним, слушая, как бубнит и бормочет старикашка. Болтовня его, в общем, сводилась к тому, что Бэнд совершил две серьезные ошибки. И не просто серьезные, а грубейшие, такие тяжкие, что из-за них вся операция на Гуадалканале теперь может затянуться на целую неделю, а то и больше. Одна из ошибок — упрямое нежелание во время последнего марша выходить на связь со своим батальоном и полком. Старикашка договорился даже до того, будто это не какое-то там невнимание или, скажем, небрежность, а настоящий саботаж, наглый отказ от получения указаний. И это, конечно, полнейшее безобразие, которое невозможно простить. Вторая же ошибка Бэнда носила, так сказать, тактический характер. Возможно, она не была настолько серьезной, чтобы привлекать его к персональной ответственности, но и игнорировать ее также не следовало. Выйдя из джунглей на открытое пространство, которое простиралось до самой Була-Була, третья рота, как предусматривалось замыслом, должна была сразу взять круто влево, а не двигаться дальше на деревню. Була-Була была заботой третьего батальона, Бэнд же был обязан атаковать японцев левее, там, где у противника в тот момент оборона была уже полностью дезорганизована и можно было легко развить успех. Поступи он таким образом, первая и вторая роты пошли бы за ним, туда потом двинулись бы и другие подразделения, нажимавшие на японцев у высоты 279, и в результате здесь создалась бы отличнейшая позиция. Возможно даже, что сейчас в их руках были бы Кокумбона, Тассафаронга и другие деревни, а может быть, даже и вся японская императорская армия на Гуадалканале. Поддерживай Бэнд связь как положено, он знал бы об этом, получил бы соответствующие указания. А то ведь вон что устроил — ни штаб батальона, ни штаб полка не могли до него добраться!

Бэнд принял разнос как подобает мужчине. Да и что тут можно было возразить, когда старый пьянчуга во всем прав. Кстати, какая разница, пьяница полковник или нет, это ведь в данном случае к делу не относится. Да и решает все равно не он, есть кое-кто поважнее. Конечно, кое с чем можно было и не согласиться, ну хотя бы насчет этого поворота влево. Он все время был в контакте со второй ротой, если захотели, могли бы через нее подать команду. Или еще проще: эту самую вторую роту двинуть влево, оставив их в покое в Була-Була. Единственное, что он все же сказал в свое оправдание, так это то, что ему приказано было действовать в качестве самостоятельного подразделения. Самостоятельного!

— Верно, — согласился старикашка, улыбнувшись вдруг всеми своими стальными зубами. — Верно, было такое. Но только в том случае, если не будет связи. Я отлично все это помню. В вашей же ситуации все было иначе. Связь можно было поддерживать. И даже очень легко. Так что это не оправдание. Не оправдание. Ясно?