Искандер Гилязов - Легион «Идель-Урал»

1 декабря 1944 г. в газете «Völkischer Beobachter» была опубликована статья капитана фон Гротте о единении народов России и Востока в «общей борьбе». 29 декабря 1944 г. в той же газете увидела свет публикация Р. Крёца «Власовское движение и национальный вопрос», в которой автор воспевал «мудрость» власовского руководства, гарантировавшего право народов на самоопределение, самостоятельность и суверенность. 13 января 1945 г. генерал добровольческих соединений дал «пропагандные указания» по поводу взаимоотношений национальных представительств с генералом Власовым. [503]Главной целью пропагандистской работы в данном вопросе провозглашалось: «…убедить добровольцев нерусской национальности в том, что их национальные представительства (комитеты) не будут затронуты, их национальные части не будут ликвидированы или поставлены под русское командование. Национальные формирования должны воспринимать русское освободительное движение как желанного союзника в борьбе против большевизма». Обратим внимание: немецким журналистам дозволялось писать о будущей государственной самостоятельности и суверенности народов, но немецкий военный руководитель опять-таки ограничивал себя рассуждениями о «борьбе против большевизма».

Довольно легко поменяли свое поначалу отрицательное отношение к Власову некоторые национальные лидеры, например, Вели Каюм-хан, — он, очевидно, понял политическую конъюнктуру. 23 ноября 1944 г. он уже приветствовал Пражский манифест, а 14 декабря заявил, что Туркестанский комитет поддерживает КОНР и будет с ним сотрудничать в дальнейшем, сохраняя свою автономность. [504]

Кроме чисто пропагандистских заявлений Власов использовал и некоторые другие способы привлечения на свою сторону национальных представительств. В конце октября 1944 г., например, из его штаба был отправлен в Татарское посредничество капитан Габдулла Вафин, который имел обстоятельную беседу с X. Унглаубе и Г. Султаном. Вафин рассказал о создающемся власовском комитете, который, по его словам, должен был объединить все народы России в борьбе против большевизма; о том, что целесообразнее осуществлять все политическое и военное руководство народами именно через Власова, а также образовать под его командованием «единую армию народов России». Унглаубе же вновь защищал точку зрения Восточного министерства о приоритете национальных посредничеств и комитетов в указанных вопросах. В своей справке об этой встрече, составленной 31 октября, он отметил, что у него «создалось впечатление, будто капитан Вафин имел нечто вроде задания прозондировать настроение среди татар и привлечь их на сторону Власова». [505]

Однако ни пропагандистские призывы, ни практические шаги реально не смогли сблизить позиции русских и нерусских коллаборационистов. Численность «националов» в Русской Освободительной армии Власова была очень невелика (число поволжско-приуральских татар в ней, по неточным данным «Союза борьбы», достигало примерно тысячи человек). Не особенно стремились к сближению национальные представительства, которые декларировали в качестве своей главной цели создание «независимых, самостоятельных государств» и, несмотря на заверения Власова, не видели в нем своего союзника в достижении этой цели. Национальные лидеры воспринимали его в первую очередь как русского военного и политика, который в их понимании мог представлять лишь великодержавную, шовинистическую позицию. Такая традиция недоверия, кстати говоря, имеет даже свои корни — оно ощущалось ясно и в среде политических эмигрантов из СССР в 20–30-е гг.: нерусские эмигранты скорее объединялись между собой (наиболее яркий пример — лига «Прометей» [506]), но никак не с русскими эмигрантскими организациями.

Свою роль во взаимоотношениях Власова с национальными представительствами сыграла, безусловно, и позиция германской стороны. С одной стороны, она подталкивала «националов» к союзу с русским генералом, нацеливая на это деятельность своей пропаганды, но одновременно, как и в военной сфере, сама же и страшилась перспективы объединения народов России. В итоге и в данном случае немецкая политика оказалась непоследовательной, противоречивой и беспомощной.

Когда немецкая армия наступала на Восточном фронте, то она уже довольно быстро столкнулась с первыми представителями ислама на оккупированных территориях СССР — с литовскими и крымскими татарами. И уже тогда, а именно 5 декабря 1941 г., были приняты специальные директивы для ведения пропаганды среди татар, в которых под пунктом 4 утверждалось: «Германский рейх дружески и с пониманием относится к потребностям мусульман». Татар призывали не доверять большевистской пропаганде, «которая утверждает, что вы как мусульмане будете подвергаться преследованиям с нашей стороны и расстреливаться». [507]В январе 1942 г. в Литве было разрешено создать муфтиат под началом Якуба Шинкевича, который, правда, оказался не совсем удовлетворен ограничением географических рамок муфтиата территорией Литвы. Он хотел объединить под своим руководством мусульман Белоруссии и Польши и просил нашего старого знакомого Алимджана Идриси посодействовать в Берлине в разрешении этого вопроса. [508]А. Идриси к этому времени был ответственным сотрудником МИД Германии, но и не отрывался от активного участия в религиозной жизни.

Когда 22 декабря 1941 г. Высшее командование вермахта дало официальный приказ о создании четырех легионов из восточных народов — туркестанского, армянского, грузинского и кавказско-мусульманского (последний впоследствии был разделен на азербайджанский и северокавказский), — оно не могло не учитывать, что два легиона представляли мусульман. В сентябре к ним присоединился и волго-татарский легион. Соответственно этому и должна была строиться работа по созданию и подготовке указанных военных формирований. По запросу Высшего командования вермахта 6 февраля 1942 г. Алимджан Идриси был назначен ответственным при великом муфтии за работу с мусульманскими военнопленными. [509]Он, судя по всему, подключился к этой работе с большим желанием, хотя и сделал вначале некоторые ошибки: Идриси был частым гостем у туркестанских легионеров, выезжал к ним для чтения лекций и раздачи подарков. Так, он побывал в «генерал-губернаторстве» 3 и 13 марта, раздал легионерам сигареты, различные мусульманские издания, в том числе и Коран, приветствовал их в часовой лекции на узбекском языке. В лекции он призывал легионеров активнее сотрудничать с Германией, но одновременно расхвалил и Турцию, которая как будто проявляет заботу о судьбах мусульманских военнопленных, чем, естественно, вызвал недовольство немецких чиновников — руководитель отдела «Политика» Восточного министерства Отто Бройтигам уже 18 марта довольно жестко отписал об этом в МИД, упирая на то, что «если А. Идриси является духовным лицом, то он не должен был особенно явно представлять турецкие интересы». [510]