Антон Кротков - Воздушный штрафбат

Первые недели Георгий каждый день ждал прихода Лели, ведь госпиталь находился в Сокольниках — всего в трех трамвайных остановках от ее дома. Церадзе надиктовал медсестре письмо для любимой, в котором честно сообщил, что в результате ранения у него сильно изуродовано лицо, но в то же время врачи говорят, что ему не грозит инвалидность и, возможно, даже он снова сможет летать. Заканчивал свое послание Георгий такими строками: «Внешность в семейной жизни — не главное. Даже к самой ослепительной красоте быстро привыкаешь. Сердце же мое принадлежит только тебе. Надеюсь, что и твоя любовь ко мне не заржавела за время нашей разлуки».

Отослав письмо, Георгий с нетерпением стал ждать прихода любимой. В это время он получил очень теплое письмо от своей бывшей жены, которая искренне жалела его и хотела вернуться. Но он вожделел только одну женщину!

Воображение ярко рисовало Церадзе, как она войдет в палату — юная, очаровательная, легкая, похожая на ворвавшийся весенний ветерок. Почему-то он был уверен, что Леля обязательно придет, ведь на войне люди быстро узнают цену настоящим отношениям. Ведь он не погиб и даже не стал инвалидом — чудесным образом выбрался из чудовищной переделки почти здоровым, разве что уже не прежним чернобровым красавцем с орлиным профилем.

Но шли дни, а Леля все не появлялась. Зато однажды его навестили сослуживцы. Бывалые мужики старательно скрывали свой ужас при виде лица Церадзе. Но, конечно, раненый все видел. И буквально на следующий день после визита сослуживцев, после затяжной паузы пришел наконец ответ от Лели. Девушка писала, что очень сочувствует ему и желает скорейшего выздоровления, но отношения между ними закончены, так как она полюбила другого человека.

Вот тогда Георгий затосковал по-настоящему. Целыми днями мужчина лежал на своей койке, почти не разговаривая. Будь у Церадзе под рукой пистолет, он бы, наверное, совершил непоправимую глупость — встретил в Лелином подъезде и застрелил ее ухажера или пустил пулю себе в висок. Но свой ТТ Георгий потерял, когда в бессознательном состоянии оказался в колонне военнопленных.

Однажды бессонной ночью Георгий осознал, за что его так стеганула судьба. Влюбившись, словно кобель, в Лелю, он, не задумываясь, предал жену, с которой до этого прожил без малого двадцать лет, детей, которых так любил. За все в этой жизни приходится платить. А вскоре пришла трагическая весть: жена вместе с детьми погибла под руинами разбомбленного немцами дома. Душевная боль Георгия стала невыносимой.

Но на этом злоключения Церадзе не закончились. После выписки из госпиталя он на некоторое время вернулся в свой полк. Правда, Георгий слышал, что есть приказ всех бывших в плену отправлять на проверку. И хотя командир полка пообещал, что не отдаст его, но вскоре пришел приказ — и комполка только развел руками.

А потом лоснящийся от сытой тыловой жизни следователь НКВД обвиняюще допытывался у человека с изувеченным в бою лицом: «Почему ты не застрелился, а сдался в плен?»

Но на удачу Церадзе, пока он лежал в госпитале и проходил проверку, произошло советское контрнаступление под Москвой. И, в частности, была освобождена и деревня, где его допрашивали эсэсовские фельджандармы.

Надо было также отдать должное следователю, ведущему дело Церадзе, он не поленился лично съездить на место событий и нашел дочь хозяйки избы, в которой размешался отдел полевой полиции. Выяснилось, что, пока шел допрос советского летчика, девочка лежала на печи в соседней комнате и все слышала. Она показала, что немцы страшно злились, что летчик их обманывает, и всячески издевались над ним.

Эти показания решили все дело. Как прошедшего проверку Церадзе выпустили из НКВД, но, тем не менее, клеймо «бывший в плену» уже прочно прилипло к нему. В Управлении кадров ВВС Георгию сообщили, что есть распоряжение бывших пленных даже после проверки не восстанавливать на летной работе. В лучшем случае он мог рассчитывать на должность преподавателя теоретической дисциплины в авиаучилище или мелкого исполнителя в БАО. [102] База авиационного обеспечения. Но Георгий желал воевать! Только занимаясь боевой работой можно было забыть о личной драме и ощутить себя не изувеченным калекой-уродом, а нужным для дела специалистом. Честно сражаясь, он мог искупить свой грех перед близкими людьми.

После очередного отказа Церадзе случайно столкнулся в коридоре Штаба ВВС со знакомым еще по испытательной работе летчиком. Тот теперь командовал бомбардировочной бригадой. Оказалось, что приятель наслышан об истории Церадзе, и даже вполне согласен с тем, что ему не дают направление в летную часть:

— Ты, Георгий, на меня не обижайся, но я бы тебя тоже в свою бригаду не взял. Ну сам посуди: приходит молодое пополнение: парням надо летать, вживаться, а они, глядя на тебя, будут думать о том, что и с ними такая беда может приключиться.

Также приятель был полностью согласен с руководством и в том, что нельзя по-прежнему доверять тому, кто однажды нарушил присягу и сдался в плен:

— Если будем добренькими — армия развалится… Нет, генацвали, тебя теперь разве только какой-нибудь анархист к себе летать возьмет… Хотя постой! — спохватившись, вдруг хлопнул себя по лбу знакомый. — Как же я сразу не докумекал! Тебе же нужен Анархист — Нефедов Борис! О его штрафной банде шальная слава по всем фронтам идет. Такое вытворяют, циркачи, что туши свет! Может, он тебя и возьмет. У Нефедова во всем — особый фасон. Цыганистый мужик. Хотя летчик и командир — от бога!

В качестве анекдота про упомянутую личность советчик тут же поведал Георгию нашумевшую историю про то, как однажды Нефедов пригнал на свой аэродром немецкий «мессер» и вынудил полностью деморализованного пилота-словака совершить посадку. А потом целый месяц летал на добытом «мессершмитте» за линию фронта — на разведку и свободную охоту. «Завалил» пятерых немцев.

Но в конце концов в штабе армии прознали про трофей. Нефедову пришел приказ: немедленно передать немецкий истребитель для испытаний в НИИ ВВС.

— Прибыл забирать «мессер» летчик из соседнего гвардейского полка, важный такой майор, — в лицах продолжал свой рассказ знакомый Церадзе. — И решил он, перед тем как отогнать самолет в Москву, тоже разочек слетать на нем на «свободную охоту». Уж больно соблазн был велик — по-легкому записать на свой счет пару побед. И потом, какой летчик откажется от возможности хотя бы раз полетать на машине с мерседесовским мотором. Но немцы к тому времени уже спохватились и вели охоту за «русским “мессером”». В общем, при подходе к линии фронта майора сшибают, а на земле ему, горемыке, еще и пехота крепко по зубам и ребрам добавляет. Хорошо еще, что не убили. Но самое интересное, что по этому поводу командующий изрек следующее: «То, что позволено Анархисту, лучше от греха подальше не повторять никому другому».