Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том II

Оказалось, что ночью на село Гора напали титовцы и застигнутые врасплох усташи были все до единого вырезаны. Казачья сотня под командованием немецкого капитана, графа Кателинского, укрепившись за оградой церкви, продержалась до утра.

Связавшись со штабом бригады по радио Кателинский сообщил, что на них напали титовцы и что у них все боеприпасы на исходе. Примчавшийся Шульц приказал атаковать титовцев. Последние, заметив приближение казаков, поспешно стали отходить. Едва мы только развернулись в цепь, подготавливаясь броситься в атаку, как Шульц нажав на газ, рванул машину вперед прямо по дороге и на глазах ошеломленных не успевших отойти титовцев, влетел а ворота церковной ограды.

Титовцы никак не ожидали такой дерзкой храбрости и не сделав ни одного выстрела по Шульцу поспешили отойти, так как уже заработали наши пулеметы и грянуло дружное казачье «Ура!»

«Молодец «длинный»! Придется его в казаки записать», смеясь и восторгаясь говорили казаки, хваля Шульца. Последний подобные номера выкидывал не раз и мы знали, что «длинный» (Шульц был очень высоким, потому и казаки и немцы окрестили его «длинным») храбрый офицер. (Следует сказать, что не только Шульц, но и почти все немецкие офицеры служившие в каз. дивизии не менее отличались умением в нужный момент показать своим воинам пример храбрости и отваги).

Войдя в село Гора, нам пришлось созерцать картину характеризующую отвратительную дикую борьбу между усташами и титовцами. Все село было покрыто трупами усташей с выколотыми глазами, отрезанными ушами и носами. Возле одной хаты лежали в ряд сложенные 12 убитых усташей. У изголовья каждого, в пилотке, были сложены отрезанные у них половые органы. Лица изуродованы и все тела поколоны штыками.

Приказ о нападении на Глина Шульц отменил, так как не к чему было лезть, сломя голову, на, конечно, приготовившегося к отпору противника.

Оставив село Гора, к вечеру полк вернулся на место стоянки.

В последних числах марта 1944 г. командующий Восточными Добровольческими Войсками генерал от кавалерии Эрнст Кестринг, посетил 1-ю Казачью Дивизию.

К этому времени в рядах Добровольческих Войск насчитывалось до одного миллиона бойцов, однако все эти добровольческие части были по-прежнему разъединены и разбросаны между немецкими войсками и большей частью были подчинены командирам немецких частей или соединений.

Кестринг, занимавший такую высокую должность, фактически никем, кроме своего штаба, не командовал, а лишь навещая добровольческие части, произносил с пафосом на неплохом русском языке громыхающие речи, которые, однако, для добровольцев из СССР были равнозначны нулю с минусом.

По сути он играл роль главного пропагандиста Восточного министерства Розенберга, который в силу своего тупоумия верил, что демонстрацией речей ген. Кестринга, он со своим министерством удачно маскирует истинные намерения гитлеровцев.

В солнечный весенний день Кестринг, в сопровождении командира 2-й бригады подполковника Шульц, Кононова и нескольких штабных офицеров прибыл в село Дубица, где стоял наш 1-й дивизион.

У въезда в село он был встречен командиром дивизиона и почетным караулом в белых высоких мохнатых папахах, в темносиних с алыми донскими лампасами шароварах, с обнаженными шашками на караул.

С левой стороны села на зеленом лугу был построен дивизион.

Кестрингу в то время было за шестьдесят, был он очень высокий и очень тонкий и держался хорошо, годы еще его не согнули. Генерал, поздоровавшись с дивизионом на русском языке, отрывистым голосом произнес длинную речь, призывающую казаков к борьбе против коммунизма.

Слушая его, никак нельзя было понять: за что именно, он призывает казаков бороться.

Против кого — это всем было ясно и без него, но вот, во имя чего?!

Ни одного слова, отвечающего на этот вопрос, командующий не произнес, и чуждые казачьим душам слова немецкого генерала, не вызывая у казаков никакого чувства, кроме разве раздражения, попусту летели по ветру.

«Урядник, а урядник, а кто такой — этот глист?» — спросил меня шепотом один из казаков, указывая глазами на ген. Кестринга.

Я, чуть не подавившись со смеху от такого сравнения, так же шепотом ответил казаку, — «А кто его знает, сам видишь — немецкий генерал — говорит по-русски».

И действительно, тогда никто из нас толком не знал, что за «птица» ген. Кестринг. В общем, отношение казаков к приехавшему командующему Добровольческими войсками ген. Кестрингу, было совершенно безразличное, если не хуже. Однако, ген. Кестринг совсем иначе представлял себе отношение к нему воинов Добровольческих войск. Он наивно верил, что добровольцы души в нем не чают и считают его своим вождем.

Слушая его, можно было сразу понять, что он мнит себя подлинным вождем, да и не только Добровольческих войск, но и всех народов России.

Ген. Кестринг, по свидетельству Александра Казанцева (быв. редактора газ. «Воля Народа»), в его книге «Третья сила», заявил: «Причем же тут Власов? Ведь я же вождь Русского Освободительного Движения».

Оставшись довольным осмотром 1-го дивизиона 5-го Донского полка, ген. Кестринг любезно принял приглашение Кононова отобедать с офицерами полка. За столом он не переставал говорить и вспоминал Москву, где он родился и был гимназистом. (Ген. Кестринг родился в 1876 году в Москве, в немецкой семье. В юные годы выехал в Германию, где и стал немецким офицером В 1917 году он был комадирован с немецкой военной миссией к гетману Украины, генералу Скоропадскому. В 1927–1930 г.г. он — военный атташе в Москве. С 1935 г. и почти до начала войны он снова военный атташе в Москве).

Рассказывал он также и о жизни высших партийных и советских работников, среди которых он часто бывал, как военный атташе.

«Все они ненавидят Сталина, но боятся его духа и повинуются, как малые дети. Вот ужас, действительно, ни одному русскому царю и не снилось держать в таком повиновении народ, как это умеет делать Сталин… что и говорить «спец»» — сказал ген. Кестринг.

«Вот поэтому мы и воюем против Сталина, что он хуже любого русского царя. Не хотим мы больше никаких царей — ни белых, ни красных — довольно с нас! Хотим жить свободно, так как живут люди в других странах?» — громко и дерзко, глядя на Кестринга, сказал один из молодых кононовских офицеров.

Все притихли и вопросительно смотрели на Кестринга.

«Знаю я вас — казаков. Вы всегда бунтуете», — дружески хлопая офицера по плечу и довольно улыбаясь, сказал Кестринг.

«Господа! Выпьем за вольнолюбивое казачество!» — возгласил Кестринг и поднял стакан.

Кто-то из офицеров подарил Кестрингу донскую белую папаху и он, с удовольствием заломив ее «чертом», просидел в ней за столом до конца обеда-ужина.