Кёскэ Фукунага - Записки о будущей японо-американской войне

— Противник! — прокричал Кавано, указывая влево и тут же зажмурился — в глаза ему ударили слепящие лучи вражеских прожекторов.

Замеченные Кавано корабли были низкими четырехтубными эсминцами — таких в японском флоте вроде бы не было… А за ними высились высокие борта двух гигантских кораблей. Палуба одного из них озарилась восемью яркими вспышками, на секунду высветившими высокий мостик и большую длинную трубу.

— Авианосец, он открыл по нам огонь!.. — прокричал кто-то на Куруми.

Но кричавший ошибался. Головной японский эсминец оказался слишком близко, да ещё и повернут носом. Не различив его силуэт, американцы в темноте приняли Куруми за своего. На остальные же наши корабли продолжал рушиться ливень снарядов. Американских кораблей было больше и два оставшихся японских эсминца начал с боем отступать.

Пока вокруг ночь озарялась сполохами выстрелов и разрывов, орудия Куруми почему-то не стреляли. Кавано нервничал и неотрывно смотрел в сторону командирского мостика. Матрос не знал, что пользуясь сложившимся положением, командир эсминца решил проскользнуть мимо американских кораблей охранения и попытаться потопить авианосец противника. К этому времени поблизости Куруми не упал ни один снаряд противника.

— Что такое? Это не наши ли авианосцы Кага и Акаги? — закричал один из матросов у кормовых орудий и, обращаясь в сторону кораблей противника, вдруг заорал как сумасшедший:

— Прекратите стрельбу, дураки! Вы же видите, что мы не стреляем. Что вы бьете по своим же кораблям?!

— Тамура, замолчи! — одернул оравшего матроса Кавано, замерший у торпедного прицела в ожидании приказа.

В прицеле промелькнули борта американских эсминцев, но команды на выстрел торпед не последовало. Может быть прав был Тамура? Может быть корабли впереди действительно наши?..

Так и не сделав ни одного выстрела, Куруми медленно повернул влево и, обогнув крайний эсминец противника, оказался перед авианосцем. Лейтенант Маки Эйтаро уже хотел отдать приказ о торпедной атаке, когда американцы наконец-то разобрался в происходящем. Лучи прожекторов сошлись на одиноком японском эсминце, а потом загрохотали страшные восьмидюймовые башни авианосца.

Пронесшийся с оглушительным шумом американский снаряд разорвался где-то в носу корабля. Куруми вздыбился и задрожал, как ударенная палкой лошадь.

— Вот болваны! — закричал Тамура, шлепнувшись задом на палубу, но никто на него даже не посмотрел.

Орудия эсминца продолжали молчать.

Кавано, находясь у торпедного аппарата, не имел времени думать ни о своей безопасности, ни о других. Держась за прицел, он изо всех сил вытягивал шею, стараясь разглядеть корабль противника. Высокий борт, гладкая палуба, большой мостик — определенно авианосец противника. Ни на одном из наших авианосцев, взять хотя бы Кага, Акаги, Хосио, Рюдзио или Банрю, не выдается над палубой такая высокая и длинная труба. Да, впереди противник. Теперь в этом нет никакого сомнения. Чего же ждут командир корабля и офицеры с командирского мостика? Разве они еще не приняли решения о торпедной атаке? Разве они не понимают, что еще минута и удобный момент будет упущен? Американцы пристреляются и в момент уничтожат эсминец своими тяжелыми орудиями…

В данный момент кто-то должен принять решение. Здесь медлить нельзя.

Кавано приник к прицелу. Вот он авианосец — прямо в перекрестии!

Рядом с бортом Куруми разорвался восьмидюймовый снаряд, перебив осколками всех на корме эсминца. Какой-то матрос сложился пополам, схватив себя руки за живот. Из-под пальцев на палубу потек ручеек крови. Матрос попытался устоять на ногах, но в следующий момент мертвый упал на спину.

Слева, спеша прикрыть авианосец, уже спешили два американских эсминца. Снаряды с них превратили воду вокруг Куруми в кипящий котел.

Приказа на выстрел все не было.

Тогда Кавано изо всех сил потянул рычаг и две 25-дюймовые торпеды вылетели из труб. Подняв высокие всплески воды, они упали в море и пропали из виду.

В следующее мгновение несколько американских снарядов разорвались в машинном отделении эсминца.

«Попали в котел», — подумал Кавано, решив, что теперь уже все потеряно. Густое облако белого пара не позволяло ему ничего видеть кругом. Однако через пару минут где-то рядом прогрохотал такой взрыв, что Куруми чуть не выскочил из воды.

«Ага, попал!» — обрадовался матрос-торпедист.

На несколько секунд темнота исчезла, сожженая большим огненным облаком. Над головой Кавано со свистом пронеслись раскаленные обломки. Авианосец противника встал на бекрень и носом вниз погрузился в воду. Второй большой корабль американцев, окруженный со всех сторон своими эсминцами, поспешно повернул вправо и ушел, оставляя позади черные клубы дыма. Понесший серьезные потери, отряд японских эсминцев не стал преследовать противника. Так закончился ночной бой.

На востоке из-за горизонта появился первый солнечный луч. Наступало утро.

Дымящийся многочисленными пробоинами, Куруми медленно садился носом в воду.

Передняя мачта и труба эсминца исчезли. Радиостанция была искорежена. Машины корабля разбило и помпы не работали.

Кавано с таким настроением, как будто все опустело кругом, оперся на торпедный аппарат. Только сейчас он заметил, что все у него болит. Ощупав себя, он почувствовал что-то мокрое: «Кровь. Да, я ведь ранен».

Ему совершенно не было больно. Если бы по его пальцу кто-нибудь ударил молотком, то было бы чувствительнее. Ему хотелось что-нибудь сказать, но вокруг валялись только трупы. «Что это значит? Неужели весь экипаж погиб? Неужели жив только он?»

— Тамура! Эй, Тамура!

Но на его голос никто не отзывался. Дойдя до камбуза [Камбуз — кухня. — Ред.], он встретил какого-то человека в лохмотьях изодранной одежды и с закопченым до неузнаваемости лицом. Это был врач.

— Жив ли командир корабля? — спросил Кавано.

— Командир? — устало переспросил врач, — В самом начале стычки американский снаряд попал прямо в мостик… Лейтенант Маки и все офицеры погибли.

Вернемся во времени на несколько часов назад.

В салоне японского корабля Муцу, вокруг большого металлического стола, усыпанного донесениями и бланками полученных телеграмм, сгрудились высшие офицеры соединенной эскадры. Среди них молча сидел на стуле командующий.

Адмирал Нагано с пепельно-седыми волосами и умным широким лбом погрузился в изучение морской карты. Его профиль выделялся в свете настольной электрической лампы резко, как барельеф. В его глазах горел острый ум, а плотно сжатый большой рот выражал непоколебимую решимость.