Кёскэ Фукунага - Записки о будущей японо-американской войне

— Ну-с, — подняв голову, обратился начальник к стоявшему сбоку начальнику своего штаба, — так каково же соотношение воздушных сил?

— Что касается истребителей, то у американцев имеется по 54 штуки на Саратоге и на Лэксингтоне, плюс к этому 18 штук на крейсере-авианосце Тахома, всего 126. Против них мы имеем только 105 истребителей в авиаотряде нашей эскадры, — ответил начальник штаба, — если же с нашей стороны будут участвовать также и 45 самолетов с острова Титидзима, то мы будем иметь всего 150 самолетов.

— Ну а сможем ли мы рассчитывать на победу без огасаварских самолетов, имея только 105 машин, как вы думаете?

— Я уверен в победе, — почтительно ответил офицер штаба воздушных сил. — Все наши летчики прошли отличную трехгодичную подготовку в Иокосуке и Касумигаре. К тому же, как нам известно, противник лишился двух авианосцев — Ренджера и Ланглэя. Оставшееся превосходство американцев над нами в количестве машин, таким образом, составляет всего 20 самолетов. Для нас это совсем не страшно.

— Возможно, что противник ослаблен много более того, что мы предполагаем. До сих пор точно не известны результаты сегодняшней ночной атаки наших миноносцев. — присоединился начальник штаба.

— Хорошо, — поднявшись со стула, принял последнее решение командующий, — только надо действовать возможно скорее, наступление начнем незадолго до восхода солнца — часа в четыре с половиной. В нашем распоряжении еще два часа, — адмирал Нагано вынул старомодные карманные часы на цепочке. — Я немного вздремну, разбудите меня во-время.

Командующий кивнул на прощание своим подчиненным и отправился в запасную адмиральскую каюту. Нагано совершенно справедливо считал, что к серьезному делу нужно приступать со свежей головой. К тому же, молниеносно разлетевшийся по кораблям слух о том, что адмирал, как ни в чем ни бывало, пошел спать, здорово успокоил волнующиеся перед генеральным сражением экипажи.

Кто-то последовал примеру вице-адмирала, кто-то пошёл на мостик, но большинство прочих офицеров штаба, после ухода командующего, собрались в кают-компании и всю ночь напролет обсуждали, как нужно действовать, когда наступит утро. Необходимо было возможно быстрее сблизиться с противником и с рассветом нанести прежде всего сильный удар по воздушным силам американцев. Это должно положить начало победе. На этом сходилось мнение большинства офицеров штаба.

— Ну, — обводя всех взглядом, сказал начальник штаба, — идите спать, я вас разбужу вместе с командующим.

— Нет, этот трюк — спать перед решительным боем — мы уступаем командующему, — браво ответил офицер штаба воздушных сил. — Никто не хочет скоротать время до утра за партией в шашки?..

— Нет, мы лучше поднимемся наверх, надо немного освежиться, — и два капитана второго ранга вышли из кают-компании. У обоих на спинах насквозь промокли от пота кители, но не от духоты, а от тщательно скрываемого волнения.

На мостике Муцу около компасов стояли командир корабля, его помощник, штурман и несколько офицеров штаба эскадры. Все вместе они наблюдали за темным морем, изредка полушопотом перебрасываясь фразами. Внизу, примерно в ста метрах впереди, среди пенистых волн, несмотря на ночь, смутно виднелся нос корабля. Немного отступая, в тяжелом напряжении застыли две башни, из которых торчало по два 40-сантиметровых орудия, обмываемых брызгами волн, разрезаемых носом корабля. Позади возвышалась большая дымовая труба, похожая на гусеницу, а далеко за ней виднелся силуэт второго корабля, в молчании следовавшего на расстоянии 1 000 метров за первым.

— Опять! — прошептал помощник командира корабля офицерам штаба, когда откуда-то издалека донесся грохот, подобный раскатам грома. — Интересно, с каким противником пришлось нашим иметь дело во время сегодняшней ночной атаки?

— Странно, что за всю ночь ни один миноносец противника так и не попробовал приблизиться под покровом темноты к нашей эскадре… Похоже, американцам все ещё неизвестно о нашем присутствии… Но, однако, судя по тому, что мы не имеем донесений с высланного вперед миноносца Куруми, думается, что и мы не можем возлагать особенно больших надежд на наш сегодняшний ночной поиск, — ответил офицер штаба.

— Во всяком случае с рассветом придется здорово поработать.

— С рассветом? — удивился помощник командира корабля и посмотрел на ручные часы со светящимся циферблатом. — Ого, осталось не больше двух часов… Пока что не обойти ли нам корабль?

И помощник, оставив прохладный мостик, направился инспектировать душное, как баня, бронированное чрево корабля… Ничего не сделаешь, хоть это и трудно, но такова уж служба помощника командира корабля. Он должен лично проверять, правильно ли задраены двери водонепроницаемых переборок; есть ли в надлежащем месте запас осветительных средств на случай прекращения электрического тока; готовы ли к немедленному действию пожарные шланги; действуют ли пожарные помпы; в порядке ли противогазы и т. д., - все это ложится на его обязанности, когда ожидается бой.

Сбежав по нескольким трапам, помощник вошел прямо в артиллерийскую башню с 14-сантиметровыми орудиями. В ней было почти темно, так как боялись, чтобы снаружи не был виден свет корабля. Десяток свободных от вахты матросов уютно расположились на плетеных циновках прямо под казенными частями огромных артиллерийских стволов. Командир этой передней башни — молодой офицер, увидев помощника корабля, вытянувшись в струнку, отрапортовал:

— В передней башне без перемен!

Помощник командира корабля, осматривая орудие, станок, снаряды и подающий снаряды механизм одобрительно кивнул головой.

— Господин помощник, нет ли каких-либо новостей о противнике? — с взволнованным видом спросил молодой офицер.

— Волноваться нечего, — улыбаясь, ответил помощник, — вот, как рассветет, мы так ударим, что руки превратятся в палки.

— Спасибо, — радостно улыбнулся командир башни и отдал честь.

Покинув башню, помощник открыл броневую дверь и вошёл в следующее отделение.

«Славные ребята», подумал он, взглянув на веселых моряков в следующей башне. («Держитесь крепче»).

И он шел дальше из одного отделения в другое, из одной башни в другую. Пушки заряжены, настроение и у офицеров и у унтерофицеров и у матросов хорошее.

Однако в этом ничего особенного не было: ведь они, хотя и через узкие щели, но все же могли сражаясь видеть противника, — они были наиболее счастливой частью экипажа.

Но удел тех людей, к которым вслед за этим спустился помощник, не был таким счастливым: они были заперты в течение 4–6 часов в железной тюрьме ниже уровня воды. Они совершенно не могли знать, с каким противником борется их корабль; слыша звуки выстрелов, они не знали, стреляет ли это их корабль или же это взрываются снаряды противника, попавшие в их корабль. И если, несмотря на это, их верность и пыл не уступали людям, находящимся на верхней палубе, то это можно приписать только их героизму, а также вере в своего императора и в свое командование. Помощник командира не забыл посмотреть на них ласковым, полным благорасположения взглядом [Политико-моральное состояние личного состава флота Японии не такое «кроткое», как описывает автор. Случаи арестов среди команд кораблей и случаи неповиновения офицерству значительно участились. Все меньше и меньше японцев слепо верят в непогрешимость монархического строя, все более и более растет классовое сознание личного состава японского флота. — Ред.].