Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

— Щит — очень полезный. Конечно, если в прорезь пуля попадет, то пулеметчика убьет, вообще, он очень помогает и много жизней спас. Мы никогда его не снимали.

— Ложные позиции делали?

— Ложные — нет, а вот запасные — обязательно.

— Когда нужно менять позицию?

— Когда, допустим, противник меняет направление наступления. Начал в одном месте, а потом переносит усилия на другое. Тогда приказывают передвинуть пулеметы вперед или на фланг в зависимости от местности, но не назад. Назад никогда не разрешали.

— В наступлении как пулемет перетаскивали?

— Мы всегда старались не отставать от стрелков. Если они залегли, то наша задача была — подавить огневые точки. Пулемет перекатывали на руках. Веревку для перекатывания не использовали. Приходилось мне и на марше таскать. Видишь, солдат уже не может, тогда берешь его ношу. Самое трудное — это тащить тело пулемета.

— Личное оружие у Вас было?

— У меня был бельгийский «маузер». Прицельная дальность — 800 метров, 15 патронов в обойме. Привез его домой, но отец выбросил в выгребную яму. Зачем привез? На память. А потом уже, когда увидел, что за это могут и посадить, хранил его в секрете. После войны я из него не стрелял, но носил всегда. Потому что от Еревана до Степанакерта тогда на дорогах всякие люди встречались. И я был готов его применить в случае необходимости.

— Как награждали?

— Я помню, у нас в Горисе стояли русские части. Мы вместе иногда играли в волейбол. Один майор носил Красную Звезду. Знаете, что такое Красная Звезда?! Мы специально ходили за этим майором, посмотреть на орден! Когда мы взяли Тамань, я получил свой первый орден Красной Звезды! За Керчь, Севастополь и Одер я получил три ордена Отечественной войны.

В дивизионной газете «Красноармеец» была статья. Называлась «Храбрость командира». Там написано было, как я поймал гранату на лету и бросил ее обратно. Ну, конечно, ничего я не ловил. Мы залегли под огнем, хотели подняться, а тут граната и практически мне на колени упала, и я ее машинально обратно кинул. Так эту газету со статьей наши ребята отправили в Горис. Отцу в райкоме дали пшеницу и еще что-то — отметили героический поступок сына.

— Обмундирование какое было?

— Вначале были английские красные ботинки с обмотками. Потом обзавелись сапогами. У офицерского состава были хромовые. В Польше нам на заказ пошили.

— Офицерский доппаек давали?

— Да. Отдельный паек офицерский был. Получали его ежемесячно. Я его делил с солдатами. Я не курил в жизни, но нам давали хорошие папиросы. Ну, я их раздавал всем солдатам. И печенье было, и шоколад, и так далее. Все раздавали, мы все вместе ели.

— Деньги платили?

— Обязательно. Я деньги посылал сестре по почте.

— Ординарец у Вас был?

— Официально — нет. Не положено. Но был солдат, который выполнял эту роль, помогал мне.

— А где в основном спали?

— В первой линии — в окопах, а если отводили, то в домах. Под Керчью днем дождь, грязь, а ночью — мороз. Вдвоем спали в окопе. Одну шинель вниз, а второй укрываешься. Утром просыпаешься — встать не можешь. Шинель за ночь примерзла к стенкам окопа. Потом мы у немцев научились делать в окопах ниши. В них и спали. Даже если мина попадала в окоп, то в такой нише тебя не ранит, только землей присыплет. В основном спали днем, а ночью постоянно дежурили, постреливали. Немцы много стреляли ночью. Мы намного реже.

Но, конечно, готовили пулеметы и для ночной стрельбы. Сектора определяли, колышки забивали, чтобы, не дай бог, по своим не попасть.

— Кормили хорошо?

— Кормили очень хорошо. Но вот в Керчи несколько дней сидели голодными. Разведка доложила, что немцы получили посылки — по десять килограммов с желе, шоколадом, теплыми вещами. Ну, командование организовало наступление на первую траншею. Отбили эти посылки. Подкрепились.

— Вши были?

— Конечно. И в училище, и на фронте. Как боролись? Когда отведут во вторую или третью линию, там баня, прожарка. Зимой они еще не так двигаются — холодно, а летом житья не дают.

— Какие-то трофеи брали?

— Я был против трофеев. Ничего не привез оттуда и посылки не посылал. Ну, мои солдаты, когда я был уже ранен, отправлен в госпиталь, от моего имени послали посылку моей сестре.

— Вот Вы лично воевали за что? За Родину, за Сталина, за партию?

— Мы лично воевали за Родину. И я скажу, что Родину мы понимали, как Сталин. Это не отделимо было. Вот во время войны, чтоб кричали «За Сталина!» и так далее, такого я не видел. Может быть, в других частях было, но у нас такого не случалось, всегда «за Родину». Еще скажу, что я, конечно, понимал, что мы воюем и за Армению, но Родиной для меня был Советский Союз.

— Женщины на фронте были?

— Были медики, но стрелков у нас не было. Отношение к женщинам на фронте было всякое. От хорошего до страшного.

— ППЖ от какого уровня командира начиналось?

— От командира полка и выше.

— 100 граммов давали?

— Свои 100 граммов я выпивал, только когда отводили с передовой. Почему? Потому что, когда Керчь брали, перед нами была 83-я морская бригада. Они так напились, что город захватили, а потом оставили. Когда в госпитале в Польше лежал, нам принесли где-то добытую водку. Нас тринадцать человек в палате было. Водку они раздали, начали пить, а я не стал. Эти двенадцать человек отравились и умерли. Что тут началось! Начал меня СМЕРШ пытать: «Почему не пил?» — «Слушайте, — я говорю. — Я вообще непьющий. Плохо себя чувствовал и не стал пить». Допрос, допрос, допрос. Надоело! Отстали, только когда в другой госпиталь перевели.

— Ваше отношение к немцам?

— Я с детства очень любил читать. Много читал Гете и Шиллера. Немцы для меня были народом Шиллера. А на фронте ведь как — ты не убьешь — тебя убьют.

Я, кроме того случая, пленных не убивал, хотя ненависть была… Особенно после того, что я увидел в Майданеке. Я никогда не думал, что немцы могут быть такими зверьми. Это был просто ужас! Некоторое время после этого я хотел всех немцев уничтожить! Вот такой была ненависть после этого лагеря! Но после войны я поступил в институт иностранных языков на немецкий язык.

— Вот во время отдыха вообще что делали?

— Ну, отдыха как такового — нет, не бывало. Просто из первой линии нас перебрасывали в тыл на переформировку. После взятия Севастополя меня послали на 10 или 15 дней под Ялту в бывший пионерский лагерь, который немцы переоборудовали в санаторий для офицерского состава, а потом его и наши сделали санаторием. Причем на полк была всего одна путевка, и ее дали мне. Что сказать? Белые одежды, отдельные палаты, индивидуальное меню, на ужин — шампанское или водка. Рай…