Артем Драбкин - А мы с тобой, брат, из пехоты. «Из адов ад»

На передовой ротные и взводные менялись «как перчатки», но ранним летом сорок четвертого года нашу роту принял под командование капитан Истомин, пожилой мужик лет 40–45, служака из запасников. Истомин был неплохим командиром, продержался у нас долго, но был у него один «пунктик»: евреев он ненавидел… И тут ему подвернулся момент меня «достать». Когда мы наступали в Латвии, то шли во втором эшелоне.

Я нарвался на землянку, чей-то продуктовый склад, и взял оттуда три каравая хлеба и три шматка сала, все принес товарищам в роту, поделили на всех бойцов.

Кто-то «стукнул» Истомину, и он приказал построить роту.

Меня Истомин вывел на середину, достал из кобуры пистолет и сказал: «По приказу командования ему положен расстрел за мародерство. Что скажет рота?»

Все стоят, молчат, прямо напротив меня мой друг Лосев, но что он может сделать?

Вдруг рядом разрывы снарядов, «слепой» артобстрел. Все упали на землю, потом снова встали. Истомин опять спрашивает у бойцов: «Рота, так что мы сделаем с Гехтманом?»

Все молчат… Тогда он меня ударил пистолетом плашмя в лицо и приказал солдатам разойтись. На следующий день мы перешли в наступление. Идем в атаку, залегли под огнем, и тут появляется ротный: «Что, Гехтман, валяешься, как поросенок в говне?»

Все трое суток наступления он надо мной издевался, как хотел и мог, и я уже думал его «убрать», но подходящий момент не подворачивался, да ротный еще все время с ординарцем был, а ординарца убивать мне не хотелось, он был нормальным парнем.

Прошло три дня, и вдруг Истомин собирает оставшихся в живых бойцов роты и начинает разбирать действия бойцов в прошедших за эти дни боях. С таким «разбором на ротном уровне», с участием рядовых солдат, я столкнулся на передовой впервые.

И капитан Истомин заявляет: «Гехтман за эти бои заслужил награду, но он мародер, и я его представлять не буду!» И это стало последней каплей, переполнившей мою чашу терпения. Я знал в штабе дивизии одного писаря, украинца Леонида Нидяка, мы с ним вместе в санбате лежали. Случайно встретив его, я попросил Нидяка замолвить обо мне словечко в дивизионной разведроте, какая мне разница, где меня убьют, а туда пополнение всегда требовалось. Он пообещал помочь и сделал.

Через несколько дней мне приказали прямиком явиться в штаб дивизии, видимо, вопрос о моем переводе в разведку уже был согласован с комбатом.

Я явился в штаб, кажется в 4-й отдел, доложил, что рядовой Гехтман прибыл для дальнейшего прохождения службы. Мне объяснили, где находится месторасположение дивизионной разведроты, и я отправился туда.

— Как встретили в роте нового разведчика?

— В разведроте уже были проинформированы о прибытии такой «важной птицы», как я, и мне был устроен по-настоящему царский прием. Прежде всего отвели в баню, после нее выдали новый полный комплект обмундирования. Накормили так обильно, что я до этого столько никогда в жизни не ел. Разведрота размещалась не в землянках, а в здании, меня завели в одну из комнат, где стояли красиво заправленные кровати, 15 коек, и сказали — выбирай любую. А я за последние три года на кровати только в госпитале спал. Снял сапоги и мгновенно заснул. Утром просыпаюсь, а на соседних койках никого нет. Спрашиваю у проходящих мимо разведчиков: «А где остальные?», но все уклонялись от ответа. Я такого поведения не предвидел и стоял, размышляя, а что делать дальше? Меня позвали на завтрак, и тут я понял, что такое настоящий «сталинский паек» для разведчиков. Я чувствовал себя «не в своей тарелке». И тут ко мне подходит один старшина и предлагает «покалякать». Он завел меня в комнату, в которой я спал ночью, и начал разговор: «Мы уже знаем, что ты старый и опытный солдат и что тебя не надо учить, как бросать гранату или ползать по-пластунски. Знай, что все пятнадцать ребят, которые до тебя жили в этой комнате, погибли в разведвыходе. Ты первый, кто пришел к ним на смену, и ты будешь принимать первым всех четырнадцать человек, которых наберут в разведроту на замену погибшей группе. Я тебя назначаю старшим. Ты должен понять, что не у всех боевой опыт, как у тебя, и тебе придется поговорить с каждым новичком в отдельности, узнать, кто что умеет и где воевал. Как только ваша группа сформируется, то вас будет готовить большой специалист по разведке, и тогда вам все объяснят. У тебя ко мне вопросы есть?» — «Есть, — ответил я. — Группа, которая сейчас формируется, является отдельной или общей частью разведроты?» — «Группа отдельная, но, как ты понимаешь, она входит в состав разведроты». — «А почему опытные разведчики из других взводов в нее не переходят?» — «Такие решения у нас принимаются только на добровольной основе», — «И что, добровольцев не нашлось во всей роте?» — «Значит, не нашлось», — ответил мне старшина и ушел. Я стал знакомиться с ребятами из роты, и некоторые мне намекали, что предыдущая группа могла и не погибнуть, но случилось непредвиденное, но с их слов ничего конкретно понять было нельзя…

— Сколько времени ушло на формировку новой группы?

— Через две недели группа была полностью укомплектована, и началась ее подготовка. К нам на первое занятие пришел «преподаватель», инструктор в звании майора, внешне — типичный еврей. Он представился и сказал, что сегодня пусть каждый расскажет о себе, кто откуда и где воевал раньше. Разведчики рассказали, он никому не задавал вопросов, а потом всех отпустил, кроме меня, сказал, что хочет со мной побеседовать в отдельности. Он спросил меня, как мне, еврею, удалось выжить на передовой за два с лишним года моей пехотной жизни. Поинтересовался, есть ли еще евреи в группе, на что я ответил, что явных нет, а вообще, кто знает… На следующий день майор разъяснил нам, куда мы попали. Наша группа входит в состав разведроты, и когда вся рота выполняет общую боевую задачу, то мы действуем вместе со всеми. В остальное время наша группа, как я понял со слов майора, является разведывательно-диверсионной и будет действовать в немецком тылу, выполняя специальные задания. После занятий майор снова остался со мной наедине и сказал следующее: «Вашу группу набирали в срочном порядке. В разведку стремится немало людей, и у каждого в этом свои интересы. Ты в группе старший, попытайся прощупать, кто чем дышит». Тогда я ответил майору, что прошу прощения, но, видимо, невольно ввел его в заблуждение, что я в группе не могу быть старшим по многим объективным причинам. Да, я прибыл в разведроту добровольно, с помощью «тыловой крысы», но старшим меня назначили только потому, что я пришел в роту первым из группы, и старшина, чтобы себе голову не морочить, назначил меня «за главного». А сам я, к сожалению, малограмотный, с трудом отличаю север от юга, карту не читаю, да и не по мне это — быть первым или последним. Быть старшим в диверсионной группе мне не по плечу, тут нужен человек с предыдущим подобным опытом, а я только и умею, что ходить в атаки, хорошо убивать из винтовки, автомата и пулемета, но тонкости работы разведчика мне мало знакомы. Майор молча меня выслушал, и больше с ним отдельных бесед не было. Прошла еще неделя, и к нам на должность старшего группы прислали опытного разведчика, но меня в группе оставили.