Александр Листовский - Конармия[Часть первая]

— А чего их жалеть, снаряды? — заметил Гобаренко. — На общее дело пойдут. Все для победы.

— Уж это как есть, — согласился матрос, качнув головой. — Одному делу служим. — Он поднялся и протянул Гобаренко шершавую руку. — Ну, счастливый путь, товарищ начальник! Да и нам пора концы отдавать. Вот уж и ночь на дворе… Гриша, — сказал он красноармейцу в буденовке, — шумни-ка там машинисту: полный назад.

Едва Гобаренко успел выбраться из вагона, как поезд дернулся и, все прибавляя ход, мягко поплыл мимо него.

Вблизи послышались шаги. Мигая электрическим фонариком, навстречу ему быстро шел человек.

Белый луч пробежал по путям, поднялся и упал на лицо Гобаренко.

— Гуро?! — вскрикнул человек, бросаясь вперед. Быстрым движением Гуро-Гобаренко выбил фонарик.

В темноте пронесся полный ярости крик. Два человека, схватившись, повалились на землю.

Чувствуя, как под его цепкими пальцами разливается мелкая дрожь, Гуро с бешеной силой душил человека. Тот хрипел задыхаясь. Тело его обмякло, слабо дергаясь, деревенело в суставах.

Тяжело дыша, Гуро поднялся на дрожащих ногах, пролез под стоявший на путях порожняк и побежал к пакгаузам, где Сидоркин держал лошадей.

— Кто там кричал? — поинтересовался Сидоркин. Гуро ничего не ответил и, разобрав поводья, сел на лошадь.

Некоторое время они ехали молча. Гуро думал о том, что наконец-то случайность дала ему возможность избавиться от преследовавшего его второй год человека, соучастника ограбления кладовой клуба анархистов в Москве. Теперь бриллианты, спрятанные им в укромном месте, целиком принадлежали ему.

По уходившей в глубину леса дороге громыхали подводы. На темном горизонте, поблескивая, перебегали зарницы. Оттуда доносился глухой раскатистый грохот.

— Как бы грозы не было, — заметил Сидоркин.

— Какая гроза! Это бой, балда! — сказал Гуро, сердито взглянув на него.

Навстречу подул теплый ветер. Глухо зашумели деревья. В той стороне, где мерцал огонек, отрывисто залаяла и тонко завыла собака. Большая черная птица снялась с дерева; тяжело хлопая крыльями, полетела куда-то.

Лошади подняли головы и тревожно всхрапнули.

— А страшно одному по лесу ездить! — сказал Сидоркин, опасливо озираясь.

— Почему страшно? — спросил Гуро.

— А вдруг выйдет какой-нибудь да хватит оглоблей по шее!

— Очень ты ему нужен! — усмехнулся Гуро. Он подобрал поводья и погнал лошадь к обозу.

В темноте неясно чернели силуэты бодро идущих лошадей, катились повозки с белевшими на них снарядными ящиками.

Гуро проехал в голову обоза.

— Ты что, старый хрен, не видишь, что у тебя сзади творится?! — напустился он на Захарова.

— Чего изволите? — недослышал Захаров.

— «Чего изволите»! Едет тут как черт на свадьбу, старая кочерыжка, а там на целую версту растянулись! — сердито крикнул Гуро. — А ну наведи мне живо порядок!

— Слушаюсь, товарищ квартирмист. Сейчас порядок произведу, — сказал Захаров упавшим голосом. — Ох уж эти мне ребята! Одно слово, обоз.

Он выехал на обочину дороги и, остановив лошадь, стал пропускать подводы мимо себя.

— Товарищ Гобаренко, — тихо заговорил Сидоркин, пристраиваясь сбоку к Гуро, — как мы давеча ехали, я хутор приглядел. Богато живут. Есть чего взять. Может, заскочим? Тут недалеко.

— Засыпаться?

— А раньше?

— Мы тогда двигались, а сейчас стоим на месте. Неужели не понимаешь, балда?

Сидоркин с досадой пожал плечами.

— У тебя сколько гранат? — спросил Гуро.

— Две лимонки.

— Дай мне одну. Сидоркин молча подал гранату.

Гуро остановил лошадь и прислушался. Вдали на дороге слабо тарахтели повозки.

— Тут где-то была влево дорога, — сказал он, оглядываясь.

— А вот она, дорога, — показал Сидоркин, — аккурат за тем большим деревом.

Они тронули рысью, миновали развилку дороги и, переехав заросшую лопухами канаву, свернули в лес.

Захаров, пропустив обоз и найдя все в порядке, ехал обочиной. «И чего зря ругается! — думал он, посматривая вперед, где, по его предположению, должен был находиться Гобаренко. — Нет, видать, я ошибся в нем. Суматошный это и пустой человек. Беда с этаким служить. У него, у черта, видать, одно на уме — как бы перед начальством выслужиться. Видал я за свой век чертей, а такого сатану не видывал. И еще всякие такие слова выражает. Это старому-то человеку? Тьфу! Как есть пустой человек…»

— Покурить бы, папаша, — сказал ездовой с крайней повозки.

— Я те покурю!

— Да мы тихонько, право! Разреши, товарищ взводный? — попросил другой голос.

— Нет, нет, сынки. Потерпите. Мысленное ли дело курить — такой груз везем, — говорил Захаров тоном человека, не вполне уверенного в том, что приказ его будет исполнен.

Дальнейшее произошло так неожиданно, что он не успел даже ахнуть. Впереди близ дороги вспыхнуло пламя, и, сотрясая воздух, разорвалась граната. По лесу загремели ружейные выстрелы.

— Обошли! Спасайся, братва! — пронесся панический крик.

Ездовые, кружа вожжами над головой, нахлестывали лошадей, понукая их дикими криками. Обоз рысью влетел на левую дорогу.

— Стой, стой! Куда? Застрелю! — отчаянным голосом кричал подскочивший Гуро. Подняв револьвер над головой» он стрелял в воздух, усиливая общую панику.

Вновь раздался взрыв.

Лошади понесли повозки по кочковатой дороге…

Переправившись вброд через реку, Поткин скрытно подводил бригаду к опорному пункту. И он сам, и Ушаков и полковой адъютант напряженно посматривали вперед, туда, где за лесом колыхалось огромное зарево и откуда доносились артиллерийские выстрелы, но сигнала Морозова — зеленой ракеты — все еще не было.

Укрыв бригаду в лесистой балке, Поткин спешился и вместе с Ушаковым и адъютантом прошел вперед, к опушке.

Отсюда хорошо была видна вся деревня. Красновато-черные клубы дыма, медленно перекатываясь, поднимались в небо, застилая свет месяца. Большие языки пламени охватывали угрожающе трещавшие ели и сосны и горевшую колокольню. Отблески пожара играли на глади большого пруда, и он казался наполненным раскаленным докрасна кипящим металлом. Там по мосткам у купальни перебегали люди.

— Светло, как днем, — заметил Ушаков, опуская бинокль. — Газету можно читать.

Впереди на фоне пожара возник черный силуэт всадника.

— Дерпа едет, — сказал адъютант.

Остановившись в низине, Дерпа грузно слез с лошади и подошел к Поткину.

— Ну как, дружок? — спросил Поткин.

— Есть подступ, товарищ комполка, — сказал Дерпа, вытягиваясь. — Если мы пойдемо ось по той балочке, — он широким движением повел рукой в сторону деревни, — то они нас нипочем не увидят. Ну а дальше, до самой деревни, открытое поле.

— Ну хорошо. Оставайся здесь, потом покажешь дорогу, — сказал Поткин, оглядываясь.