Яков Кривенок - За час до рассвета

Большой кровью заплатили железнодорожники за три пуда взрывчатки.

В одну из стылых ночей сильный взрыв потряс улицы. Накинув на плечи шаль, Надежда Илларионовна выбежала во двор. Небо над северной окраиной полыхало зловещим заревом. Глухо доносились новые взрывы. Во двор выскочил заспанный Василий.

Он минуту прислушивался к взрывам, потом, схватив мать на руки, закружился на месте.

— Брось, ушибешь!

Опустив ее на землю, Василий возбужденно прошептал:

— Наши действуют. Склад боеприпасов — к едрене фене.

— Неужто?

— Как пить дать, склад… Вчера товар в ту сторону возил. В магазин.

— Ой, что теперь будет!

— Не простят… Лютовать будут. Я-то их знаю.

— Настенька-то как? До ее хутора оттуда рукой подать.

— Она спит сном праведницы.

— Сюда б забрал. Вместе оно…

— Брось, пожалуйста! У нее ж корова. В хуторе сытней, а у меня лошадь: захочу — заверну, захочу — мимо проеду. Я у начальства в большом доверии, и документы мне Клава верные выправила.

— Дома и углы помогают.

— У нее свой дом.

Василий насупился. Он понимал, чего хочет мать — подавай невестку под ее кров. Боится, что опять выйдет, как с Галей… Ох и помотала ему нервы Галина: два года веревки из него вила. Хорошо, что детей не завели.

Чтобы переменить неприятный разговор, Василий поинтересовался:

— А где Костя, Ирина?

Надежда Илларионовна знала, что дети к Поляковым в гости пошли, а про себя подумала: «А так ли?.. Не их ли рук дело — взрыв склада?..» Но Василию надо что-то ответить. Густо покраснев (хорошо, что было темно), сказала:

— Сама беспокоюсь. К кому-то на именины пошли.

— Зря волнуешься, — успокоил Василий, — там, наверно, и заночевали.

— И что это за жизнь: чуть где припозднился, там и оставайся на ночь. Даже домой пойти нельзя. — Мать тяжело вздохнула: — Значит, так и будешь жить на хуторе, а дома, как в гостях, — раз в неделю?

— Да, пока, видимо, придется так. И с лошадью там удобнее, сено рядом.

— Это верно. Конечно, работа у тебя неплохая. Держись ее, Вася. Продавать-то почти стало нечего — помогай.

— Знай… Я им, сволочам, наработаю…

Семья Луниных у новой власти в почете: старый машинист Петр Петрович водит поезда без аварий, сын Николай иногда в цехе по две смены вкалывает, дочь Клава — в переводчицы определилась. Соседи редко заглядывают в их дом: не знают, как держать себя с немецкими прихвостнями.

Метелину спокойно у Луниных, лицом посвежел после трубнинского голбца. Связь с членами комитета держит через Николая, в экстренных случаях к нему наведывается Ежик с пустым глечиком, как будто к хозяйке за молоком. В такие дни Власовне приходится наполнять глечик, хотя бы в целях конспирации.

На четвертый день после взрыва склада боеприпасов прибежал Ежик без глечика, взволнованный. Власовна чистила сарай, дома больше никого не было, и Семену никто не мешал беседовать с Ежиком.

Тяжело дыша, Сашко, оглядевшись, выпалил:

— Ирина просила передать, что вас, дядя Семен, сегодня вечером на Канатной ждут.

Сообщение это вызвало тревогу. Явку на Канатной улице, где обычно Метелин встречался с Максимом Максимовичем, знал один Миша Поляков.

«Что-то случилось, раз так неожиданно вызывает, — подумал Семен. — Может быть, фрицы узнали о сегодняшней; операции «Вагон»?» Пряча свою тревогу, спросил:

— Что еще просила передать?

— Беда. Дежурный по станции слизняком оказался.

— Это тот, что брался листовки расклеивать? — быстро сообразил Метелин.

— Да. Сдрейфил. Его на одно обещание хватило. Утром сестре все да единой листовки вернул. «У меня, — говорит он, — жена, дети». Ошиблись в нем.

— Как бы он Ирину не выдал.

— У него на подлость смелости не хватит. Он астматик, постоянный пациент Иры, без медицинской помощи недели не протянет. Сестра припугнула его: «Если со мной что нехорошее произойдет, тебя другой врач немедленно отравит. К кому бы не обратился, у нас круговая порука». Поклялся молчать. Ира поверила ему. Ее беспокоит, что задание не выполнено, наказала спросить, что ей делать.

— Для нас важно, чтобы народ правду о взрыве узнал.

— Еще бы! Фашисты на всякие трюки идут. Я сам читал в газете.

— Ну-ка, расскажи, а то я понаслышке знаю. Николай только сегодня обещал достать газетенку с их брехней.

Сашко торопился, глотал слова:

— Фашисты народ охмуряют. Им слабо признаться, что склад подпольщики подорвали. В той газете приказ напечатан так: взрыв произошел по халатности немецких солдат, за выбитые стекла из окон населению будут возмещены убытки. Во-о, какие добрые! Хитрюги! В городе, мол, никаких партизан не существует. Это они нас дезур… дезбар…

— Дезориентируют, — подсказал Метелин.

— Ага, оно самое.

— Здорово ты их затею раскусил.

— Кабы я! Это Ира объяснила.

— Поэтому очень важно расклеить наше воззвание к народу.

— Ира точно так говорит. Я просил листовки, не дала. Сказала, что сама…

— Сама! — в гневе воскликнул Метелин. — Ни в коем случае. Немедленно возвращайся к Иринке и передай категорический мой приказ: пусть занимается своим делом! Без нее листовки распространим.

— Листовки-то у нее, — с беспокойством сообщил мальчик.

— Несколько экземпляров у меня имеется.

Семен чуть ли не силком выдворил Ежика. Оставшись один, достал из-под кровати чемодан, в котором хранилось все его богатство. Вытащил из него парик, широкополую войлочную шляпу, старомодное пальто, коробку с гримом. Навыки, приобретенные в студенческом драмкружке, теперь очень пригодились…

В этот же вечер в городе появились листовки такого содержания:

«Товарищи, граждане Советского Союза! Взрыв на складе боеприпасов — сигнал к борьбе. Наш к вам призыв — становитесь в ряды народных мстителей!

Фашисты врут, заявляя, что склад взорвался по вине их солдат. Это мы его уничтожили!

Рады сообщить, что рука народного гнева занесена над оккупантами! Враги временно захватили наш город, но нас не покорили!

Каждую ночь гестапо расстреливает в Петрушиной балке замученных патриотов. Враги хотят запугать жестокостью, сломить нашу волю. На жестокость мы отвечаем жестокостью, на кровь — кровью!

Товарищи! Жгите запасы продовольствия, портите оборудование, саботируйте мероприятия коменданта и продажного бургомистра! Уничтожайте проклятых фашистов всюду и чем можете!

Родина не забудет ваших подвигов!

На Канатной улице, в низком деревянном домике (хозяйка работала в ночной смене), собрались Ирина, Костя, Николай Лунин, Михаил Поляков. В сторонке сидел Юрий Маслов, худощавый, подтянутый.

Пришли все в назначенное время, но почему-то разговор не начинался. «Видимо, еще кого-то ждут», — подумал Маслов.