Яков Кривенок - За час до рассвета

— Меня нельзя бить, я — офицер.

Эти слова прозвучали так нелепо, что ребята от души рассмеялись.

Рейнхельта подняли, снова усадили на ящик. Трубников властно встряхнул его за шиворот:

— Ну, живо!

К Рейнхельту подступили крепкие, вооруженные, зло дышащие парни. Ему ничего не оставалось делать, как повиноваться грубой физической силе: он расписался.

Метелин сел с ним рядом, проговорил:

— Успокойтесь, господин гауптштурмфюрер. Со своей стороны, и мы берем обязательства, вот они, читайте…

Каллиграфическим почерком вывел: «3. Мы, группа приазовских партизан, подтверждаем, что Энно Рейнхельт, попав к нам в плен, наложил в штаны и, спасая свою собственную шкуру, обязался освободить ни в чем не повинных людей, взятых в качестве заложников. Если он нас обманет, то сегодня ночью получит пулю в лоб, а этот документ, им подписанный, мы перешлем для сведения Гиммлеру».

— Прочитали? — спросил Метелин. — Надеюсь, догадываетесь, что Гиммлер не оставит без внимания столь важный документ. Знайте, что и ваша жизнь и благополучие вашей семьи находятся в наших руках. Кроме того, этот документ мы размножим, напечатаем отдельной листовкой, распространим среди ваших друзей, среди всех немцев. Пусть узнают, какой вы трус. От подписи вы теперь не откажетесь. Подпись подлинная.

— Да, я в ловушке.

— Мы обещаем уничтожить договор, как только заложники окажутся на свободе.

— А где гарантия?

— Хватит торговаться, Рейнхельт! — прикрикнул Метелин. — Машину водите?

— Да.

— Тем лучше. Шофер, как видите, по собственной глупости оказался непригодным к дальнейшей службе. Итак, возвращайтесь к овощехранилищу и немедленно выпустите арестованных.

— Повинуюсь, — подчеркивая иронию, ответил офицер и поспешно покинул развалины.

Из темного угла вылез Сашко с сигнальной сиреной.

Кивнув на сирену, Метелин распорядился:

— Спрячь в развалинах. К овощехранилищу незаметно сумеешь пробраться?

— Прошмыгну.

— Тогда проследи за выполнением приказа.

— Есть проследить!

Проходными дворами Сашко пробрался к сгоревшему зданию, расположенному напротив овощехранилища, превращенного в тюрьму. Вскоре из скованной железом двери стали выходить на свободу перепуганные заложники. Одного они несли на руках…

До кордона Юрий Маслов добрался без особых затруднений. Пропуск, выданный по всей форме, избавил его от неприятностей. С помощью Николая Лунина удалось уговорить Клаву, и она достала нужный документ, за что Юрий пообещал полицейским чинам козлиную лопатку или кабаний окорок.

Пробираясь к горе-птице, Маслов не узнавал с детства памятных мест. На северных склонах гор были найдены богатейшие кладовые нефти. Перед самой войной здесь поднялся лес вышек, в ущельях возникли островки из железных баков. В долинах пролегли трубопроводы, несшие нефть из скважины в емкости, а оттуда к берегу моря.

Теперь кругом царило мрачное запустение. Вышки валялись на земле. Замерли «качалки», некогда высасывающие из недр земли живительные для танков и самолетов соки. Покорежены трубы. Металлическими болванками забиты скважины. Вспороты животы баков. Гитлер рассчитывал заполучить так необходимые ему для войны нефть и бензин. Но нашел мертвые промыслы. Здесь действовал партизанский закон — ни капли горючего врагу.

Юрий свернул на узкую тропинку, стал подниматься вверх по склону горы. Справа сверкнула зеркальная гладь Каштанового озера. «Здесь мы условились встретиться с Ружей», — вспомнил Маслов.

Вытирая с лица пот, Юрий не сбавлял шагу. Левая рука была забинтована, ныла. Для отъезда на кордон ему нужна была причина. На второй день после взрыва в порту немцы заставили Маслова и других рабочих расчищать завалы. Разбирая остатки материального склада, Юрий обнаружил и припрятал на всякий случай шахтерскую лампочку, и она, как нельзя кстати, пригодилась. Врач Трубникова посоветовала вызвать на руке искусственный ожог: взять из лампочки электролит, смазать нужное место и смочить водой. Так Юрий и сделал. Образовался гнойный нарыв. Боли вытерпел адские, зато получил длительное освобождение от работы.

«Как-то встретит меня дядя?» — всю дорогу с тревогой гадал Юрий.

Но опасения его оказались напрасными. Угрюмый Айтек Давлетхан на этот раз на редкость гостеприимно принял племянника. Он вдовец, живет одиноко. За те годы, что Юрий не видел его, дядя не постарел, остался таким же подтянутым, жилистым. Впрок, видимо, идет жизнь в горах, в лесу.

Мать Юрия редко общалась с братом. Письмо, которое сейчас вручил от нее племянник, Айтека растрогало. Он без устали хлопотал и суетился вокруг гостя. «Наскучило в бирюках пребывать. Ишь, как живой душе обрадовался», — про себя отметил Маслов.

Юрий начал осторожно изучать дядю. С узкого смуглого лица Айтека с выпуклыми скулами, с крупным хищноватым носом не сходила приветливая улыбка. Лишь серые, холодные глаза оставались безучастными.

Обняв племянника за плечи, он водил его по двору, сараям, кладовым, показывал хозяйство, разрешил пользоваться всем, что приглянется.

— Отлеживайся, наращивай тело. Живу не в пример вам, городским: есть чем зубы занять… А что с рукой?

— Производственная травма, скоро пройдет.

На второй день тайком от дяди Юрий направился к железнодорожному переезду. Петляющую между гор однопутку немцы зорко охраняли: недалеко от переезда Маслов приметил бетонные колпаки с торчащими из амбразур пулеметами.

Юрий уселся под куст, обдумывая, как поступить. Отсюда ему было видно, как сторож неторопливо наводил лоск на своем участке: подмел настил через рельсы, затем принялся белить столбики.

У юноши не оставалось сомнения: да, перед ним тот самый дед Макар, которого описывал ему Максим Максимович. Предстоит теперь определить: Шмель ли он? А как лучше это сделать? Максим Максимович советовал поступать по обстановке, а что это значит?.. Тянуть дальше не имело смысла. Направился к будке, в которой скрылся сторож с ведром извести.

— Здравствуйте, дядя Макар, — проговорил он, закрывая за собой дверь. — Я от тети Сони, она маковые пирожки к чаю прислала.

Выслушав условную фразу, хозяин явочной квартиры никак не реагировал: вымыл руки, безучастно присел к столу. А он, как предупредили Юрия, сразу же должен был ответить так: «Давненько она не баловала меня своей стряпней». Но старик молчал. Как же быть? «Он предатель, конечно, он! — лихорадочно соображал Маслов. — Иначе почему не отзывается на пароль?»

Молчание сторожа подозрительно затянулось, что вконец озадачило Юрия. Он пошел на крайность: произнес вторую часть пароля: