Яков Кривенок - За час до рассвета

Заметив жену, Айтек испугался, замахал руками, грубо вытолкнул ее из комнаты.

Взбешенный Рейнхельт набросился на Айтека, как только за молодой женщиной захлопнулась дверь:

— Болван, почему дверь не запер? Ты погубил меня и себя! Надо что-то предпринять до прихода старика с гор. Их встреча станет моим концом. Она не должна увидеть свекра.

Он как зверь метался по комнате, потом, остановившись перед Айтеком, приказал:

— Ты это сделаешь или умрешь сам…

На другой день «ученый биолог» принялся уговаривать молодую женщину прогуляться. В километре от кордона Рейнхельт остановился, указал на полянку, усеянную цветами. Но, чтобы попасть на нее, надо было метров десять пройти по узкому карнизу, нависшему над Волчьим провалом, на дне которого ревела и грохотала невидимая река.

«На штурм, друзья!» — воскликнул Рейнхельт и, пропуская вперед женщину, придержал Айтека:

— Ну!.. Или обоих? — и многозначительно указал на оружие.

Айтек визгливо позвал жену:

— Милая, подожди, одной опасно!

Достигнув середины опасного карниза, он изо всех сил толкнул жену в пропасть. Предсмертный крик женщины никто не услышал.

Сагид уже не увидел своей невестки. Вскоре он слег и больше не поднялся…

Добравшись до Приазовска, Маслов поторопился узнать, что в городе.

Николай огорошил его:

— Арестован Василий Трубников.

— В чем его подозревают?

— Мы ничего не знаем.

— И что теперь будет? — ужаснулся Юра. — Давай уточним, что ему известно. Метелина он не должен выдать, иначе погубит жену. Не поверят, что Настя не догадывалась, кем в действительности является Иван Бугров.

— Точно, не поверят. Семен словно предчувствовал беду, давно из хутора рвался. Теперь я спокоен, он в надежном месте.

— Это хорошо! — одобрил Маслов. — Правильно мы поступили, что не знакомили Василия с Максимом Максимовичем, руководителями групп.

— И все-таки кое-кого из наших он знает, листовки перевозил.

— Да, знает. Нас с тобой тоже знает.

— Худо… очень худо.

После казни Шмеля Ружа со всех ног бросилась в гостиницу. В вестибюле непринужденно поболтала с дежурной. Делала это не без умысла: пусть знают, что она дома находилась.

Раньше обычного неожиданно появился Рейнхельт — довольный, радостный. Когда они остались вдвоем в номере, он, раскинув руки, воскликнул:

— Вот оно как! Гуляй — наша взяла! Сухуми теперь вот где, в моем кулаке! — И, обняв Ружу, заторопил: — Оденься в самое лучшее, что у тебя есть, генерал на вечер пригласил. Ты должна выглядеть элегантно. Сейчас поедешь со мной. О, сегодня я осчастливлю тебя знакомством с высшими немецкими офицерами! Ты того стоишь!

В машине он только и говорил о Сухуми, пальмах, цитрусах, теплой морской воде. А Ружа молча радовалась успеху — своему успеху!

Вот и кордон Индюковой горы. Машина остановилась у закрытых ворот. «Ага, это он за Шмелем заехал, чтобы к генералу увезти, — догадалась девушка. — На дне озера твой проводник».

Шофер дал сигнал. На призыв никто не отозвался. Рейнхельт послал водителя за хозяином. Вскоре тот вернулся с сообщением: квартира на замке, во дворе, на огороде никого не видно.

Обескураженный Рейнхельт выругался, вылез из машины, подошел к дому. Да, входную дверь запирал увесистый замок. Гауптштурмфюрер вытащил из-под крыльца ключ, открыл замок.

Обежав пустые комнаты, Рейнхельт кинулся к комоду, открыл верхний ящик, где лежали нетронутыми вещи.

Внезапное исчезновение Айтека до предела озадачило Рейнхельта. Он занялся тщательным осмотром усадьбы. Заглянул в кладовые, сарай, погреб. Побывал в каждом закоулке. В мезонине на стене висели кинжалы, кривая турецкая сабля. Повсюду хозяйское добро оставалось нетронутым. Следовательно, грабителей здесь не было. Это еще больше его насторожило.

Наблюдая за его усердием, Ружа злорадствовала: «Мертвые в проводники не годятся. Отлетался твой Шмель».

— Что потерял, любимый? — игриво спросила она.

Не отвечая на вопрос, Рейнхельт бормотал про себя:

— Куда он девался?.. Скрыться не мог, не из таких.

Пока гауптштурмфюрер метался по усадьбе, залезал на чердак, Ружа заскочила к старой адыгейке, сделав страшные глаза, шепотом предупредила:

— Айтек скрылся. Немецкий офицер ищет его племянника, чтобы расстрелять. Если будет спрашивать, говорите, что Айтек жил один, никто его не навещал… Вы меня поняли?

Старуха кивнула головой.

Позже, когда ее допрашивал Рейнхельт, она одно твердила: «Никто у нас не был. Айтека сегодня не видела».

Рейнхельт не поверил ей. Руже объяснил:

— Вчера Айтек выпил. Может, пьяный по дороге домой в пропасть сорвался? Или старые счеты с ним кто-то свел? Непонятно… Непременно дознаюсь, где здесь собака зарыта… Хотел на радостях тебя начальству представить, а теперь не до того. Не знаю, как сам из беды выберусь.

— Кто такой Айтек? — спросила Ружа. — Зачем он тебе нужен?

— Тип один. — И, помолчав, добавил: — Вообще-то он был нужный нам человек.

А через два дня гауптштурмфюрер, неожиданно для Ружи, засобирался в Приазовск: она не подозревала, что он получил телеграмму об аресте Трубниковых.

Сообщение это несказанно обрадовало Рейнхельта. Наконец-то попалась ему ниточка в руки, следуя по которой он обязательно доберется до подпольного горкома комсомола, до его секретаря Метелина…

А в Приазовске произошли трагические события: вначале был арестован Василий, а затем Надежда Илларионовна, Ирина, работники магазинов и ларьков, с которыми в тот день встречался Трубников.

Погубила Василия Трубникова неосторожность, скорее жадность к самогонке. И вот как это произошло.

В Пятихатку он приехал в то время, когда Метелин печатал сводку о больших потерях немцев на Южном фронте. Трубников спустился в погреб. Поздоровавшись с ним, Метелин сказал:

— Последние допечатаю и — смываюсь.

Если бы не слово «последние», Василий наверняка взбунтовался, повторил бы Семену то, что сказал дома: «Баста! Выхожу из игры». А такого оборота не ожидал, в недоумении переспросил:

— Последние! Почему?

Метелин, поколебавшись, ответил:

— В другое место перебрасывают.

Василий не стал уточнять куда и почему — не полагалось. Он взялся крутить ручку печатного станка, чтобы Семен быстрее управился с делом.

Задолго до рассвета Метелин с листовками и остатками шрифтов покинул хутор, пообещав на днях вернуться и забрать печатный станок.

Пачку листовок Василий согласился передать Ирине. Про себя он так решил: «Не буду отказом огорчать Семена. Но слово свое сдержу — ни от Кости, ни от Ирины не приму больше ни единого поручения. Под боком Насти буду выжидать, что будет, то будет. Пора о собственной голове позаботиться — единственная ведь!»