Павел Автомонов - Каштаны на память

Рябчиков и Тулин заплатили деньги за корову ее владельцу, а повар Сокольников забрал ее на гуляш и котлеты. Еще и сегодня Семен Кондратьевич ел жареную говядину.

Шаблия радовало, что ни неугомонный Рябчиков, ни хладнокровный Тулин не очень переживают, получив нагоняй. Им некогда думать о неприятностях, потому как действительно нужно ставить мины против возможного врага и его нападения и строить не только блокгаузы и ходы сообщения, но и дзоты, а то и доты. Шаблий уже выхлопотал наряд на арматуру и бетон.

— Расскажи, Андрей, как тебя провожали в армию? — попросил Шаблий, обняв парня за плечи.

— Хорошо провожали. С музыкой. В моряки и в пограничники провожают шумно. А дядька Филипп еще и напутственное слово сказал.

— Вижу, немало у тебя впечатлений осталось, — сказал полковник.

— Особенно от сабли знатного турка, которого положил ваш пращур. Везет вашему роду на сабли. Вам подарили саблю за бои с бандитами, а в сундуке бабуси Софьи лежит еще одна, цены ей нет: вся в драгоценностях. Даже бриллианты и рубины на ней. А главное — память о героическом прошлом вашего шаблиевского рода. И не от слова ли «сабля» ваша фамилия?

— Видимо, так, — сказал Шаблий и стал напевать «По долинам и по взгорьям», одну из любимых своих песен.

Андрей лег на спину. В бездонном синем небе плыли одинокие белые облака. Мотив боевого марша перенес его на другой конец Родины, и он сказал:

— Кажется, что не небо вижу, а бухту Золотой Рог. Когда я жил там с Полиной Ивановной и Лидой, то каждое утро ходил купаться в море. И весной, и летом, и осенью, пока бухта не покрывалась льдом. Умываюсь, а в ушах песня вашей юности:

— Ты случайно стихи не писал на радиоузле? — усмехнувшись, спросил Шаблий.

— Нет. Писал пьесу о воссоединении Западной Украины с Советской, — серьезным тоном ответил Андрей. — А что?

— Да я так просто.

Вблизи зашелестело, и из кустарников выскочил высокий рыжеватый пес с оттопыренными ушами.

— Каштан! — ласково крикнул полковник. — Разбойник!

Собака уткнула морду в плечо Андрея и радостно завиляла хвостом. Вскоре за ней пришел чернявый, с быстрым взглядом темных глаз пограничник.

— Извините, товарищ полковник! Я не знал, куда так задал стрекача Каштан, потому и сам прибежал сюда, — быстро выпалил пограничник.

— Это, папа, Шмель Мукагов, напарник мой по боевому крещению на границе! — с иронией в голосе сказал Андрей. — Чего в жизни не бывает! Правда же, Шмель? — И к Шаблию: — В Северной Осетии Шмель был секретарем горкома комсомола, а тут пока что рядовой. Собрались хлопцы, у которых была отсрочка от армии. Вот и служим с Мукаговым в одном отделении, хоть мне только восемнадцать, а ему двадцать семь лет.

— Садитесь, Шмель, — пригласил полковник. — Имя какое у вас! Почти Шамиль.

— Это же оно и есть, товарищ полковник! — ответил Мукагов.

— Я очень люблю повесть «Хаджи-Мурат» Толстого, — сказал Шаблий. — Так какое же у вас было боевое крещение? Что-то мне не рассказывали ни Тулин, ни Рябчиков.

— А если бы расспросили старшину Колотуху, тот бы рассказал непременно! — засмеялся Мукагов. — История далеко не в духе Шамиля.

— А все-таки… Если и случился какой казус с вами, я никому об этом не скажу! — подморгнул Шаблий, заметив, что парни не очень хотят вспоминать прошлое.

Мукагов переглянулся со Стоколосом, и Андрей с неохотой, вроде ему приходится отвечать урок, который не выучил, начал:

— Мы, новобранцы, только что прибыли на заставу и еще не успели принять присягу. А тут тревога: три лазутчика шмыгнули в кусты нашего берега. Я и Шмель кинулись по заданному нам маршруту. Вскоре встретили мотоцикл с маленьким фургончиком, в котором возят продукты…

— Или зарезанных овец на шашлык, — добавил не без юмора Мукагов.

— Может быть, и овец, — согласился Андрей. — Мотоциклист и говорит: «Садитесь, товарищи пограничники, в карету, я вас мигом подкину куда нужно!» — И мы сели в прицеп. Водитель закрыл за нами дверцы, еще и на засов засунул, чтобы не открылись. И мы оказались в западне!

— Точно! — разгорячился Шмель и схватился за голову.

— А мотоцикл мчал, аж пыль поднималась, и наш прицеп вилял и подскакивал. Я и говорю: «А тебе, Шмель, не пришло в голову, что один из диверсантов, за которыми мы охотимся, сидит за рулем мотоцикла и везет нас, как овечек на шашлык?»

— Поверьте, товарищ полковник, — положил обе руки на грудь Мукагов. — В таком дурацком положении я не был за все свои двадцать семь лет. Дома я обижался, если кто-то меня немного критиковал на конференциях. А в фургоне почувствовал, что меня на пушечный выстрел нельзя допускать к руководящей работе как головотяпа. Уже хотел стрелять. Должен же остановить водитель своего черта!

— Закипела горячая кавказская кровь у Шмеля. Тогда я и говорю: «Сиди смирно, Шмель! Может быть, мотоциклист не враг. Может, он патриот! Подождем, что будет дальше».

— Точно, товарищ полковник! Я немного успокоился и подумал: «Мотоцикл Прут не переплывет. А через мост наши не пустят», — сказал приглушенным голосом Мукагов.

— Наши не пропустят мотоцикл! В наряде стоял латыш Рубен. Можешь представить, отец, что мы только не передумали, сидя в этом проклятом фургоне… Но тут мотоцикл остановился. Дверцы открыл водитель и сказал: «Пока ваши подоспеют, мы преградим дорогу лазутчикам! У них другого пути нет, нас не минуют». Чудесным парнем оказался водитель! Мы начали поиск, но нас опередил Оленев с Каштаном. Он-то и скрутил бандюгам руки.

— Что ж… Молодцы, что рассказали эту историю, — сказал Шаблий.

— Не очень она героическая, — заметил Шмель.

— Зато правдивая, — добавил, усмехнувшись, Шаблий и поднялся.

Они вышли на дорогу, где их ждала «эмка». Полковник обнял Андрея и подморгнул по-дружески.

— В июле я приеду с нарядом на бетон и лес для долгожданных огневых точек, — сказал полковник капитану Тулину и к Стоколосу: — Оставайся таким же жизнелюбом! И никогда не залазь в прицеп для баранов!

Поодаль стояла уже готовая ехать на свой выпускной вечер Леся Тулина.

Шаблий задержал взгляд на девушке, потом перевел на Андрея и не без лукавинки в голосе заметил:

— Лида говорит, что под Белой у тебя есть Таня…

— Не доросла еще Лида, чтобы говорить про девчат, — покраснел Андрей.

— Я тоже думаю, что не доросла еще Лида, — совершенно серьезно сказал Шаблий. — Садитесь, Леся! Зовите маму, я подвезу вас к школе.

— А вы не провожаете отца на аэродром? — спросила Леся у Андрея.

— Нет.

Шаблий тепло попрощался с сыном.

В глазах полковника и пограничника виделась грусть. Что-то недоброе предчувствовали и отец и сын. Но умолчали об этом. Андрей еще долго стоял, провожая взглядом «эмку», которая помчалась от границы, вздымая пыль. Глубоко вздохнув всей грудью, Стоколос пошел в казарму.