Захарий Захариев - Верность

Вышел Апостолов. Партизан, ожидавший его, заявил о цели своего приезда.

— Мы должны арестовать летчика Горана Златанова.

— За что? — поинтересовался Апостолов.

— У нас с ним есть счеты, — сурово сказал партизан.

— Что же такое сделал Горан Златанов?

— Мы предъявим ему обвинение. Не старайтесь скрывать его.

— Мы его не скрываем, да и нет причины прятаться ему. Он уехал в свое село, — спокойно объяснял партизану Апостолов.

— На русской маддине? — вмешался невысокий парень с винтовкой на плече.

— Да, — ответил Апостолов.

— Я же говорил, что это он, — торжествующе заявил парень.

«Они могут наделать глупостей!» — подумал Апостолов. Он вскочил вслед за партизанами в кузов. Ноги его гудели от усталости, он несколько ночей не спал. Партизаны молча уступили ему место, и он, прислонившись к кабине, поехал вместе с ними.

По селу разнеслась весть: партизаны поехали арестовывать сына Драги. На сельской площади собрался народ — она гудела, как растревоженный улей.

Привыкший к скорости самолета, Горан нетерпеливо отсчитывал километры. Ему казалось, что машина ползет как черепаха. Но вот показалось село: на трех холмах разбросаны белые домики. Зеленые фруктовые деревья в позолоте спелых плодов сбегали по склонам, окружая плотным кольцом крестьянские дворы. Внизу, на небольшой ровной площадке, возвышалось единственное двухэтажное здание — школа. Каждая полянка, каждое дерево, улица рождала в душе Горана дорогие воспоминания. А там, на школьном дворе, ему виделась улыбчивая девчонка с ямочками на щеках, виделась все яснее и яснее, и вот она уже совсем рядом, как на экране, готовая вот-вот исчезнуть за новым кадром, за дождем, за туманом. Ее уже нет, но он видит ее, видит ее глаза; они ищут его, зовут. Как ждала она этого дня, как верила в победу! Славка! Она погибла, чтобы он и все другие могли радоваться жизни.

Горан почувствовал, что на глазах у него появились слезы. Он отвернулся и посмотрел на школу, которая осталась позади. «Думать о чем-то другом, нельзя гостю портить настроение!» Он попробовал представить встречу с матерью. «Как обрадуется она Анатолию!» Он не знал, что этот день будет одним из самых тяжелых для старой Драги.

Она еще утром узнала, что собираются арестовать ее сына. «Неужели это правда?» — думала она. Вместе со всеми пришла на площадь. Стояла ни жива ни мертва, убитая горем. Увидела грузовик. Среди тех, кто спешил занять место в кузове, был и Иван, лучший друг Горана. «И он будет судить его? Неужто он верит, что ее сын — враг?!»

— Иван, сынок. — Она подошла к нему ближе. — Что вы надумали? Скажи, что будет с Гораном?

Иван отвел глаза в сторону.

— Думаешь мне легко, тетя Драга? Но сейчас каждый должен держать ответ за свои поступки.

— Да, сынок, время наступило новое, я это знаю. Но хорошо ли вы все проверили? Может, кому на руку оклеветать хорошего человека? Газету не он писал. Послушайте, что он сам расскажет. Не торопитесь, сынок. Убить человека никогда не поздно, потом не вернешь…

Ивана позвали, и он, сказав ей что-то невнятное и растерянно махнув рукой, побежал к машине.

С тяжелыми думами возвращалась мать домой. Ей бы сейчас упасть на площади, и не вставать, и не слышать, и не видеть, как будут судить ее сына.

А дома ее ждали другие заботы. Здесь она нужна была Симеону. Он лежал в постели. Его привезли из полиции истерзанного и измученного. Люди не узнали в нем Симеона. И только мать встала перед ним на колени и сказала:

— Сын мой, Симеон, ты живой!

Она одна услышала, как билось его сердце.

День и ночь не отходила мать от его постели, день и ночь боролась за его жизнь. И вот Симеон увидел у нее на глазах слезы.

— Что-нибудь случилось? — спросил он слабым голосом.

— Ох, сынок! Поехали арестовывать твоего брата за то, что он русский самолет сбил. Какой позор свалился на нашу голову!

Симеон уже знал об этом — ему сказал Тома. И не спал он этой ночью не от боли, как думала мать. Братья решили ничего не говорить матери, но до нее дошла эта весть.

— Не горюй, мама. С ними Тома поехал… Разберутся во всем.

— И Тома? Значит, вы все знали и скрывали от меня?

Мелькнула какая-то надежда: поехал Тома, он настоит, похлопочет, чтобы во всем разобрались как следует…

«Джип» направился к площади, запруженной народом. «Неужели узнали о нашем приезде?» — удивился Горан. Было приятно, что народ собрался встретить советского летчика.

Анатолий вышел из машины первым, за ним — шофер.

— Советский офицер! У-р-р-а-а! Русские люди! — пронеслось по площади.

Все бросились к Анатолию и солдату, каждый старался обнять их, пожать руку. Горан радовался как ребенок.

К нему подошли трое мужчин, один из них — вновь избранный староста. Горан с улыбкой протянул им руку. Но вместо приветствия двое взяли его за руки, встав по бокам, и повели к зданию общины. Он даже не сопротивлялся — настолько все это ошеломило его. Староста распорядился связать его и только тогда вышел на площадь к народу.

Все это произошло так быстро, что Анатолий даже не успел заметить, как арестовали Горана. Анатолия пригласили на дощатую эстраду перед зданием общины, откуда сельский староста должен был представить его на обозрение всей публике. Женщины плакали от радости — над площадью не умолкали крики «ура». Мальчишки незаметно овладели положением: теперь они плотным кольцом окружили советского офицера и солдата. Они рассматривали их погоны, пуговицы на гимнастерках. Больше всего их привлекал автомат на груди шофера.

— Где Горан? — спросил Анатолий водителя. Водитель недоуменно поднял плечи. В этот момент староста предоставил слово Анатолию.

— Совсем еще мальчик, — удивленно произнесла какая-то женщина.

— А дома, в России-то, мать ждет… — вытирая слезы, добавила другая.

Но вот Анатолий начал говорить, и все замолкли. А когда кончил речь, над площадью раздались возгласы «Вечная дружба!», «Ура!».

— Где же Горан? — спросил Анатолий старосту.

— Его арестовали. Он враг.

Анатолий сурово посмотрел на старосту — на шутку это не походило.

— Приведите его сюда!

— Мы будем судить его, — сердито ответил староста.

— Слушайте, — с непоколебимой твердостью продолжал летчик, — кем бы он ни был, приведите его сюда! Я с ним приехал, с ним и уеду.

Анатолий на минуту задумался — он ничего не знал о прошлом Горана. А что, если подозрения обоснованны? Война научила Анатолия многому, преподносила порой такие неожиданности… «Но такой парень — и вдруг враг…»

Староста забеспокоился, но не тронулся с места. Слова Анатолия смутили его, но он решил не уступать. Старики, стоявшие рядом с трибуной, вмешались в разговор.

— Приведи его, — сказал один из них. — Что тебе, жалко? Русский тебя просит!