Давид Каспер - Невиртуальная реальность (сборник)

– О! На это и рассчитано! Это и есть третий этап. На самом деле я беззащитен, как взведенный автомат Калашникова.

– Давай об этапах, какой же второй?

Он задумался. Сочинять сходу было не просто.

– Второй? Подумай сама. Что нужно сделать после попадания в нестандартную ситуацию для того, чтобы у женщины возникла уверенность в том, что мужчина беззащитен, и, следовательно, не представляет для нее угрозы?

– Что?

– Мужчине нужно угодить в затруднительное положение, так, чтобы девушка могла его спасти. Точно! – Обрадовался Макс. – Как сегодня. Думаешь, у меня в машине нет теплой одежды?

– Ах ты гад!

– Ну не гад... – Обиделся он переигрывая. – Одежды, на самом деле нет, но даже если бы была, не взял бы. Дело в том, что во-первых, женский инстинкт толкает ее заботиться. Во-вторых, по определению мужчина сильнее, и то, что он нуждается в ее помощи – подсознательно девушку радует, но с другой стороны – обязывает. «Мы в ответе за тех, кого приручили», помнишь? Кошку со сломанной лапой ты накормишь скорее, чем здоровую. Верно?

Ника задумчиво гладила Яцкевича.

– Это как-то подло. Так ты специально намочил ноги?

– Нет. Просто хотелось полетать. Но в любом случае, у меня это происходит на уровне подсознания. Ты мне очень понравилась, это верно, но никакой «теории соблазнения» не существует. Я просто все придумываю на ходу. Мне хотелось заинтересовать тебя. Получилось?

– Да.

– Здорово! – Максим встал. За то время, что они разговаривали, сандалии подсохли и больше не издавали неприличных звуков. Появилась другая проблема. Дармовое пиво, проделав по организму извилистый путь, просилось наружу. Макс взял не нужный более плед и покрыл плечи женщины.

– Ой спасибо, – она зябко закуталась. – Не жарко сегодня. Но-о-о, как же я? В твоем длинном монологе мне отводится исключительно пассивная роль. И вообще, сядь, твоя очередь меня согревать.

Максим пританцовывал.

– Э-э-э, я бы с удовольствием, но э-э... Как бы это сказать...

Ника ухмыльнулась.

– Да что там говорить. Судя по твоим судорожным телодвижениям, тебе нужно в туалет. Причем срочно.

– О, мудрая женщина! – Макс слепил возле груди ладони и поклонился арабским поклоном. – Но где же?

– Мужчины – счастливые люди. И под каждым им кустом... Да вот же туалет! – Она кивнула на домик, на дверях которого были нарисованы треугольники с кружками сверху. Мужской – треугольник вершиной вниз, женский, соответственно, – вершиной вверх.

– Но он же заперт!

– За туалет, бегом! – Скомандовала Ника.

Через минуту довольный Макс возвращался.

– Экие двусмысленные здесь треугольнички. Фрейду показать, он бы повеселился.

Она завернулась в плед и вопросительно смотрела на Максима.

– А что в них? Во всем мире на туалетах такие знаки.

– То-то и оно. Посмотри сама. У мужчины голова там, где заканчивается у женщины юбка.

Ника расхохоталась.

– Это тебе к психоаналитику пора. Диагноз – острая гормональная интоксикация.

– Ну, не такая уж и острая. Но чего ты ожидала? Какие еще мужики встречаются на сайтах знакомств? Не озабоченным – что там искать?

– Ты и про меня так думаешь? – Она нахмурила брови.

– Про женщин ничего сказать не могу. Их мысли для меня – темный лес, но про мужчин знаю на собственной горящей шкуре. Ладно, Ничка, я замерз, пустишь меня под плед? Обещаю, никаких двусмысленных действий в одностороннем порядке не предпринимать.

– А кому ты такой нужен?

– Тогда обещаю предпринимать!

– Садись на соседнюю скамейку.

– Ника! Будь человеком! Одеяло-то мое!

Она смеялась над дрожавшим Максимом. Наконец-то и он был в затруднении.

– Ладно. Иди сюда.

Он юркнул под плед, обхватил женщину и, нагнувшись, прижался щекой к ее животу.

– Уф. Холодно.

Ника терла ладонью его спину.

– Это какой этап соблазнения?

Максим распрямился и, не переставая ее обнимать, высунул из-под пледа голову.

– Дались тебе эти этапы! Мы просто так сидим. Море слушаем, луной любуемся, загораем. Кстати, который час? Тебе завтра на работу?

– Нет. Безработная я. Художник. А художники – во все времена – голодные. – Ника прижала ладонями его холодные уши. – А времени уже – пол-двенадцатого. Может, тебе пора?

– Мне пора – когда я этого захочу. Или ты. Но теперь твоя очередь мне что-нибудь рассказывать.

– Что?

– Расскажи о Бердслее.

– Интересуешься графикой?

– Не очень. Я люблю Шагала и Модильяни, но Бердслей не столь известен, и мне хочется повыпендриваться широтой своей эрудиции, не опасаясь того, что ты спросишь: «А кто это такой?»

Ника отстранилась от него, качая головой.

– Все-таки ты очень беззащитный. Открытый, и от этого беззащитный.

– Скажи – милый.

– Возможно.

– Тоже неплохо. Ну ладно, о живописи говорить будем?

– Не охота. У нас, вообще-то знакомство. Расскажи о себе.

– Неинтересно. К тому же печально. Ты будешь скучать и плакать.

– Начинай!

– Минутку.

Максим ткнулся лицом в ее щеку. Затем прикоснулся губами к ее брови. Женщина не реагировала, окаменев в его объятиях. Протеста не последовало, и Максим мысленно поздравил себя. Он отодвинул голову, посмотрев на серьезный, длинноносый профиль.

– Ой, извините. Рефлекторное движение. Исправлюсь! – Пообещал он, надеясь на то, что Ника не желает его исправления.

Она сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к разговору.

– Ну, рассказывай. Ты был женат, верно?

– Был. Дважды. Да ладно, дело прошлое. Но трое детей. Их жалко.

– Так зачем ушел? Оба раза так невыносимо?

– Да не уходил я! Одна выгнала, другая сама ушла. После родов пошла к родителям и не вернулась. – Макс отпустил Нику и поднялся. – Нет. Не совсем. Один раз приходила, вещи забрать. И свои, и мои. Правда, это не помешало их стоимость вытребовать с меня через суд. А-а-а... Ладно. Не хочу. Давай лучше про Шагала.

– Про Бердслея, – поправила она.

– Да хоть про Сальвадора Дали. – Максим закусил губу и нервно зашагал вперед-назад. Он сунул руки в карманы брюк и ссутулился. Ника не ожидала такой реакции на свои расспросы.

– Ты их еще любишь? Кого? Первую или вторую?

Яцкевич остановился, достал из карманов кулаки и жестяным голосом, четко произнося каждое слово, сказал:

– Я никого не люблю. Ни первую, ни вторую. А если не перестанешь, и тебя любить не буду. – Ника пожала плечами и отвернулась. – Ты пойми! Это было очень больно. Так больно мне никогда не было. Я не хочу к этому возвращаться. Даже мысленно. Теперь я один. Свободный, бедный и счастливый...

– Ты бедный? – Она кивнула на одинокую «Хонду».

– Представь себе – да. Это не моя машина. Зато я действительно счастлив. У меня ничего нет, значит, терять мне нечего, и поэтому – я абсолютно свободен. Единственное, чего мне не хватает, – это возможности давать тепло. Человеческое тепло любимого мужчины. С этим действительно проблема. Не с сексом. Это найти не трудно. Знаешь, как корова страдает, когда ее не доят?