Давид Каспер - Невиртуальная реальность (сборник)

– Какой еще Жанной?

– Негритянкой...

– Ты трезв? – Фукс подозрительно посмотрел на него.

– Абсолютно. Кстати, почему «M.I.A.», а не «killed in action» [14]? Я ведь не выпрыгнул.

– Не важно. – Вадим возбужденно ходил по комнате. – Ну? Получилось? Ты был в самолете?

– Был. – Максим хотел добавить «И не только». Но вовремя остановился. Сначала нужно разобраться, что все-таки произошло. – Сколько прошло времени с начала эксперимента?

Фукс взглянул на круглые часы над кроватью Максима.

– Тридцать две минуты. – Фукс ликовал.– Так значит, есть виртуальная реальность?

– Еще как. – Макс прикрыл глаза. – Бери свой прибор, клади в самый надежный сейф и пиши заявку в нобелевский комитет.

Он слышал, как Вадим отключает штекеры и уходит с платой. Дверь хлопнула, затем снова открылась. На пороге стоял взъерошенный Фукс.

– Ты это... того... Ну, в общем спасибо тебе, летчик-испытатель.

Дверь снова закрылась. Максим достал свой тяжелый пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор. Желтый цилиндр, описав дугу, покатился по полу. Затвор остался в заднем положении. Магазин был пуст.

«Ого! – Присвистнул студент.– Так все это было?! И где же здесь настоящий мир?»

Внезапно зазвонил телефон. Опустошенный, ничего не понимающий Макс подошел к столу и поднял трубку.

– Але?

– Максим? – слышимость была настолько хорошей, что казалось, будто звонят из соседней комнаты.

– Але? – с замирающим сердцем переспросил он.

– Максим Ятскевитш? – снова спросил женский голос с сильным английским акцентом.

– ЖАННА!!! – И его вопль обогнул земной шар…

Разговор пьяных людей. Некоторые звуки неестественно удлиненны, порой внезапно обрываются. Максим – бородатый, в кипе. Он бос. Из одежды только розовые шорты с широкими подтяжками. Миша, несмотря на жару – в пиджаке и галстуке. Работает кондиционер. Открыты все окна и балконная дверь.

– Вот ты мне скажи, Максимка, гангрена – опасная болезнь?

– А? Гангрена? А зачем тебе гангрена?

– Да не мне. Вообще...

– Миша! Ты хорош! Гангрена – это не болезнь! Это на ноге.

– На ноге. Да. А потом по всему телу.

– Конечно! Если ногу не отрезать.

– Ну, вот видишь! Атлантида ведь вся вымерла от эпидемии гангрены.

– Ты все путаешь. Они все утонули.

– Дураки они по-твоему? Не-е-е... Китайцы до сих пор в намордниках ходят. Эпидемии боятся.

– Да не из-за гангрены они так ходят!

– А зачем, по-твоему?

– Не знаю. Мода у них такая.

– Ну, давай тогда за китайцев выпьем.

– Давай. Бедные китайцы (Всхлип). Рабы человечества.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Хорошо!

– Лимон! Куда лимон заныкал?!

– Да вот он, перед твоим носом!

Чавканье.

– Ты, Максимка, закусывай. У меня сыр есть. Из супера.

– Не-е. Посуда у тебя некошерная.

– Подожди, я тебе разовые тарелки принесу.

– Тащи.

– Вот. Держи. Ты мне скажи. Ты пишешь?

– Ну пишу.

– «Ретал» пишешь?

– Нет. «Ретал» я закончил. Все умерли.

– Да ты что? И Давидку убил?!

– Я его породил... Ух хорошо... Я его и убью...

– А что сейчас пишешь?

– Ну это... Как его... Название забыл.

– А про что, помнишь?

– Смутно. Да ладно тебе. Отдыхаем. Когда я к тебе, в Иерусалим, в следующий раз еще приеду...

– Нет, ты расскажи. Как ты пишешь? По дому ходишь и думаешь?

– Зачем. За компьютер сажусь и пишу...

– А вдохновение? Молишься, чтоб вдохновение пришло?

– Один раз, когда «Развод по-русски» написал, попросил у Бога, чтобы мне ночью следующий сюжет приснился.

– Ну?

– Ну и приснился.

– Ну?

– А знаешь, какое у Бога чувство юмора?

– Ну?

– Приснился мне сон. Такой смешной, что я во сне хохотал. Сюжет роскошный, но написать по нему – невозможно.

– Почему?

– Хочешь, расскажу?

– Хочу.

– Но сначала выпьем.

– Наливай.

– За вдохновение.

– За вдохновение.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Здорово.

– Ну так вот. Лежу я себе в больничке под капельницей, флешку слушаю. Ремарка. Интересная книжка...

– Зачем в больничке?

– Ну, как обычно. То ли ногу парализовало, то ли глаз ослеп...

– Веселый сон. А какой глаз, правый или левый?

– Не знаю. Наверное, один из этих. Ну так вот. Запустил я уже по венам пару литров стероидов, прозрел, последняя капельница и выписываться...

– Ну?

– И тут заходят три китайца...

– В коробке?

– В какой коробке? В дверь заходят...

– В намордниках?

– В намордниках. Я им говорю: «Здравствуйте, луноликие».

– Почему луноликие? Бабы, что ли?

– Не знаю. Безгрудые, в намордниках, одинаковые. Да какая разница? Среднего рода.

– Среднего пола.

– Ты слушать будешь?! Кто сон видел?

– Ну?

– А они говорят: «Вы великий писатель, Яцек-сан. Мы читали ваши книжки».

– Японцы, что ли?

– Китайцы. Точно китайцы.

– Это с каких-то пор ты стал великим писателем? И что за книжки они читали?

– Понятия не имею. Но если они меня так называют, что я, спорить с ними буду? К тому же мало ли, может, когда-нибудь буду. И книжек навыпускаю. Китайцы, они ведь мудрые, хоть и в намордниках ходят.

– Ну, ну, великий писатель. Выпьем?

– Не торопись. Говорят: «Вы ведь собираетесь на конференцию в Москву?» Я говорю: «Да». А они говорят: «У нас к вам большая просьба».

– Что значит, они говорят? Хором, что ли?

– Может, и хором. Не знаю. Сон ведь. Ты слушать будешь или к мелочам придираться?

– Молчу.

– То-то. «У нас, – говорят, – в Китае, прошла неделя Ленина. Нам его из Мавзолея привезли».

– Ну?

– «Вот мы его и возвращаем. А у нас, – говорят, – в Израиле дела были. Вот мы по дороге и заскочили».

– Ну?

– Хорош нукать! Слушай молча!

– Ну? То есть – и?

– Ну они и говорят: «Вы ведь завтра все равно в Москву летите, может, и Ленина отвезете. А нам, – говорят, – экономия. Времени и денег».

– И?

– Ну, отчего же не помочь хорошим людям. «Давайте, – говорю, – сюда вашего Ленина. Вместе полетим».

– Ну?

– А они как начали кланяться! И бочком, бочком. Свалили. А тут санитар пришел. И на тележке ящик с Лениным привез.

– Давай, Максимка, выпьем. За вечно живое тело Ленина.

– За дело Ленина.

– Нет. Дело его уже гикнулось. А тело – живет. В наших снах и тостах! Но если хочешь дело, давай выпьем за дело.

– Нет, Миша, не гони. Сейчас самое мое любимое состояние. Мне уже хорошо, но еще не плохо.

– Ну, ладно. Тогда я буду есть, а ты рассказывай.

– Ну вот. Короче. Приехал я домой. Но во сне я жил не у себя, а почему-то у родителей.

– Угу.

– У них четырехкомнатная квартира. И для меня комната есть. Затащил я его, короче, к себе, сел на ящик и курю. Ну думаю, завтра уезжать. Пусть полежит здесь. Я хоть и не Надежда Константиновна, но одну ночь вытерплю.