Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

— Мы с тобой подождем на улице, Йозеф, — сказал Руда Граховец, отходя с дороги в тень развесистых каштанов.

Папрскарж прислонился к старому потрескавшемуся дереву.

Двое их спутников вошли в домик хозяина табачной лавки Яскульчака. Вечер только наступил, и тот еще не закрыл дверь на крючок.

Горбатый лавочник поднялся. Он сидел за старой швейной машиной, из-под очков на длинном носу смотрели колючие глаза.

— Пан Яскульчак?

— Да, да. В чем дело, господа?..

— Уголовная полиция.

— А-а, пожалуйста, присядьте. — Яскульчак торопливо стал вытирать кухонные табуретки.

— Это вы сообщили нам о Галчане?

— Да, господа, это я, я и моя сестра, — подтвердил Яскульчак. «Галчана забрали позавчера, крышка теперь Галчану», — думал он.

— Сестра дома?

— Нет… Она куда-то вышла. Но все равно, господа, это я, я писал, своей рукой, — тараторил Яскульчак.

— Ладно. Оденьтесь, пойдете с нами.

— Да… да… конечно… Я к вашим услугам, господа.

Он вышел за ними, тщательно запер дверь, подергал за ручку, влез на камень, который стоял у двери, чтобы положить ключ за притолоку.

— В Завадилку, господа? В ответ — ни звука.

— Разве вы не на автомобиле?

И на этот раз ответа не последовало.

Свернули к мостику через Бечву. Тут Яскульчак весь затрясся, и на лице его выступил холодный пот. В конце мостика стояли Граховец и Папрскарж.

— Пан директор!.. — воскликнул Яскульчак, но ему заткнули рот платком.

Яскульчака схватили под руки и торопливо перетащили через мостик. Берег здесь когда-то укрепляли камнями и заливали бетоном, но все это давно развалилось. Легко, как ребенка, втащили они Яскульчака на остаток бетонной стенки.

Один из партизан подпрыгнул и наклонил толстую ветку ольхи. Перекинув через сук конец веревки, он обмотал вокруг шеи Яскульчака другой конец. Потом легонько толкнул Яскульчака вниз со стенки, и мгновение спустя тело горбуна закачалось над речкой.

Метрах в десяти от них вверх по течению послышались ребячьи голоса, смех, визг, всплески воды.

Партизаны быстро прошли через ивняк на мостик и на дороге простились. Спутники Граховеца и Папрскаржа направились вверх, в горы, а Граховец решил проводить Папрскаржа домой.

Папрскарж был взволнован. Перед глазами стоял повешенный Яскульчак.

— Ребятишки увидят его… перепугаются…

Ему хотелось сказать что-то другое. Чувствовал он себя отвратительно.

Граховец взял его под руку.

— Слушай, Йозеф, это ведь не только месть. Люди должны увидеть, что есть еще какая-то сила, что немцы не всемогущи…

Граховец говорил горячо, возбуждаясь все больше и больше. Папрскарж молча слушал.

— Он же доносчик! Похвалялся, что донес на Галчана, а кто знает сколько еще людей на его совести и скольких бы он еще выдал…

— Я понимаю, Руда, я все понимаю… Но прошу тебя, оставь меня сейчас, пожалуйста…

В эту ночь Папрскарж долго не мог уснуть. Он все время видел перед собой Яскульчака, который, скрючившись, как паук, раскачивался над рекой.

Как ни старались партизаны сохранить в тайне свое местонахождение, а по округе все же разнеслось, что на Вартовне действует партизанский отряд. Впрочем, Матея это устраивало, потому что при таком положении облегчалась задача установления связи с другими группами Сопротивления. Наладилась связь не только с Липталом, но и с Сенинцами и с группой из Плоштины, да и в Прлове были теперь свои люди. И лишь осторожный Янек Горнянчин опасался, что к добру это не приведет, хотя и признавал, что с продовольствием стало легче.

К тому же в землянке у Юращаков народу стало больше.

Пришел Буковян, староста одной из деревень возле Всетина. Это был спокойный, рассудительный человек, и тем не менее ему пришлось бежать из родной деревни. Когда был получен строгий приказ сдавать теплые вещи для «зимней помощи», Буковян сказал писарю:

— Садись-ка за стол и пиши: «Я согласен, что помогать надо, только дать мы ничего не можем, потому что наша община вся в долгах. В общественной кассе хоть шаром покати, все равно как в амбаре весной. С большим уважением, Цырил Буковян, староста». Да еще припиши им, чтобы не обижались!

Но власти, видать, обиделись, а поскольку Буковян давно уже был на заметке, то решили его арестовать. Буковян был в это время в поле, и, когда его сын прибежал и сказал, что за ним приехали из полиции, он не мешкая отправился в горы искать партизан.

Другого новичка звали Веркшуцак [4] Werkschutz — охрана завода, предприятия (нем.). .. Это он пропускал через ворота всетинского оружейного завода машину, когда надо было отвезти что-нибудь на Вартовну, и позволял Старыхфойту выносить с завода части пулемета. О делах Веркшуцака, видно, кто-то пронюхал, и за ним начали следить полицейские сыщики. Вот он и решил, что лучше, не дожидаясь, когда его схватят, уйти в горы, к партизанам.

Приходили на Вартовну связные Дворжищак, Вчеларж, Заиц. Они все настойчивее просили разрешения остаться, говорили, что они уже на подозрении у властей. Но связные нужны были партизанам в деревнях, на фабриках, и поэтому их отправляли обратно. Да и, по правде говоря, нельзя было собирать на Вартовне много народу, ведь зимой прокормить всех здесь было бы трудно.

Целерин получил от отца из Жамберка письмо, в котором сообщалось, что у железнодорожников приготовлена для партизан очередная партия вещей. Целерин уехал, и несколько дней о нем не было ни слуху ни духу.

Потом явился возбужденный и радостно сообщил, что привез много всякого добра и оставил его в Визовицах на станции. Было удивительно, как он вообще доехал с таким грузом.

Старыхфойту запряг лошадь и поехал с Целерином на станцию, а Эстержак и Горнянчин дожидались их в деревне. Багаж оказался не так велик, как рассказывал Целерин, но тем не менее, когда у Эстержака они открыли чемоданы, в них оказалось двенадцать пар кожаных ботинок, несколько дюжин носков, рукавицы и свитеры, как и в первый раз.

— Это должно было следовать на Балканы, а ботинки, может, и еще дальше, на африканский фронт, — объяснял Целерин.

Тащить сейчас все на Вартовну не имело смысла — свитеры, носки и рукавицы понадобятся ребятам, только когда наступят холода. Поэтому решили сложить чемоданы у Эстержаков под лестницей.

Вскоре после этого Горнянчин неожиданно зашел к Эстержакам, и глазам его предстало такое зрелище: над раскрытым чемоданом склонилась Марта, сестра Эстержака, а у окна шурин Эстержака из Лутонины, Млечко и Мика Сурын примеряли свитеры.

Янек был в негодовании.

— Что же это такое! Вы тут делите, выбираете, а ребята на Вартовне зимой будут мерзнуть в своих лохмотьях? Да как вы смеете?