Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

Подходили остальные, и Дворжак уже без колебаний приветствовал каждого пожатием руки и с каждым вступал в разговор.

Когда стало совсем темно, все вышли и двинулись по направлению к Троячке. Меньше чем за час дошли до охотничьего домика.

Вокруг домика и у входа стояла партизанская стража. Одеты ребята были кто как и вооружены тоже по-разному. Помещение было небольшое. Одно окно, у стен — нары. С потолка свисала керосиновая лампочка, озарявшая комнату слабым желтоватым светом.

Уместиться в этом домике могло самое большее человек десять, а их собралось куда больше. Тут были представители подпольных организаций из Рожнова, Френштата, Мезиржичи, а также несколько заросших, до самых глаз, парней из лесных отрядов. Учителя держались вместе. Они уже не раз принимали участие в такого рода совещаниях, которые устраивал штаб, но ни одно из них не было таким многолюдным.

Посреди комнаты на ящике вразвалку сидел Ушьяк. Из-под расстегнутого пиджака белела рубашка. Ворог ее едва сходился на его крепкой шее. По одну сторону от него сидел Мурзин, черный как ворон, с густой бородой и усами. По другую сторону — блондин Дворжак. Дворжак то и дело наклонялся к Ушьяку и шептал ему что-то. Из офицеров штаба здесь были еще Петр Сибиряк и Василь Веселый.

Вошел еще один, опоздавший. Он остался стоять у двери, Дворжак встал, протянул ему руку.

— Приветствую тебя! Кто ты, брат? Как тебя зовут?

Пришедший недоуменно посмотрел на Дворжака и не ответил. Тогда кто-то стоявший рядом сказал:

— Да ведь это доктор Кубалак из Рожнова!

Без долгих предисловий заговорил Ушьяк. Он сказал, что не созывал бы так много людей, если бы речь не шла об очень важных вещах. Необходимо сделать последние приготовления к восстанию.

Потом говорил Дворжак. Он доложил, что в Остраве все в порядке, что установлена связь с сильной коммунистической организацией, а на витковицком металлургическом заводе создана диверсионная группа, которая выполняет важные задания. И сразу же обратился к присутствующим, чтобы они доложили, когда и что они пришлют в помощь бригаде — продовольствие, обувь, одежду, оружие. Все это должно быть сосредоточено в магазине Гынчицы в Бечве, а уже оттуда по ночам партизаны перенесут все в лагерь.

Потом стали выступать остальные. На этом совещании Папрскарж получил особое задание. Ушьяк поручил ему быть связным между ним и генералом, который руководил партизанским отрядом на Чешско-Моравской возвышенности. Дворжак вручил ему письмо с полным адресом на конверте.

Разошлись поздно. Когда Папрскарж, Граховец и Билый спускались вниз через Червенец к школе, уже светало.

Как будто сговорившись, они завели речь о Дворжаке. Перебрали все, что казалось им подозрительным в нем. Как он выпытывал имена людей! Это казалось им не просто неосторожностью. Вспомнили Олу Ушелика, которого гестаповцы арестовали сразу же после того, как он предупредил штаб в отношении Дворжака. Вспомнили о подозрительных поездках Дворжака по всему краю.

— Надо сегодня же отправиться в штаб, схватить Дворжака, связать его, приставить к виску револьвер и заставить признаться во всем! — убеждал друзей старый учитель.

В школе Папрскарж вскрыл адресованное генералу письмо. Он знал генерала лично и поэтому, чтобы не оставлять улик, прочитал письмо в присутствии Граховеца и Билого. В нем речь шла об установлении связи между партизанскими отрядами, действующими в Бескидах и на Чешско-Моравской возвышенности. Все данные Папрскарж запомнил, а письмо сжег.

— Послушай, Папрскарж, — начал верзила Циглер. — Делаете вы все по-идиотски. Выбираете почему-то лесничества, где лесники немцы. Это просто-напросто глупо. Вы должны идти туда, где лесники чехи.

Папрскарж промолчал, но позже рассказал об этом разговоре Руде Граховецу.

Ночью к леснику Павлику пришли партизаны. Уходя, они унесли с собой охотничьи ружья и патроны. Утром следующего дня из лесного управления по лесничествам полетела телефонограмма. В ней сообщалось, что на дом Павлика напало тридцать партизан, и давалась инструкция, как вести себя в подобных случаях. Лесники посмеивались — знали, что к Павлику приходили трое парней. Посидели, потолковали, покурили и ушли. А из этого вон какую историю сочинили!

В эти дни партизаны спускались с гор гораздо чаще и появлялись в самых различных местах. То в Горной Бечве, то в Рожнове. Как-то они напали сразу на два жандармских поста — в Зубржи и Моршкове. Казнили предателя в Бечве и совершили нападение возле Валашского Мезиржичи. Слухи о действиях партизан росли с каждым днем, еще больше увеличивая их численность. Нацистская разведывательная служба сообщала в Брно, что в Бескидах тысячи хорошо вооруженных партизан…

Углубляться в горы немецкие военные патрули не отваживались. Высокогорные леса Радгошти, Кнегини, Смрчка были для них фактически недоступными. Когда им предстояло отправляться в дозор, они ходили лишь по опушке леса, и то только засветло и с собаками.

Как-то среди бела дня в Бечве появились два чешских жандарма. Один из них зашел в общинное управление. Это был красивый, высокий парень. Он проявлял необыкновенное усердие и старательность. Попросил секретаря ознакомить его с данными о поставках для Рожнова. Потом стал выспрашивать о размещении воинских частей и все это аккуратно записывал в блокнот. Секретарю все это показалось странным, поскольку о таких вещах в общинном управлении не могли знать, а даже если бы и знали, то не имели права разглашать их. Секретарь попытался сказать несколько слов об этой проклятой войне, но жандарм в ответ закрыл блокнот, откозырял и быстро вышел.

Второй жандарм тем временем производил на шоссе проверку документов. Он беспрестанно бранился, но на каждом удостоверении ставил печать. Люди получали свои документы обратно и были рады, что легко отделались. Но когда кому-то приходило в голову заглянуть в удостоверение, он видел, что на печати, которую ставил жандарм, красовалось — «1-я партизанская бригада имени Яна Жижки».

Дремлет лесная вырубка неподалеку от перекрестка трех дорог у Чертова Млына в этот хмурый осенний день. Ее окаймляют приземистые древние ели. Они словно присели на корточки. Ветки их начинаются от самой земли — ввысь горная ель не стремится. Она врастает в гору и цепко держится за нее даже сучьями засохших ветвей. Самая могучая из них в одну из зим потеряла верхушку, и теперь на ее месте выросли две новые. На стволах повисли лохмотья лишайника. Старый лес — серый и печальный.

В тот день — 2 ноября 1944 года — на просеку спустились Ушьяк и Мурзин и с ними несколько партизан. Вед их Дворжак. Он договорился о встрече в этом месте штаба бригады с представителями подпольных организаций Остравы. Мурзин то и дело беспокойно оглядывался. Ему не нравился этот ощетинившийся склон — слишком уж хорошо он просматривался. Мурзин еще утром советовал Ушьяку не идти на эту встречу, но командир и слушать его не хотел. По словам Дворжака, эта встреча могла иметь большое значение.