Николай Сташек - Через все испытания

На подготовку прорыва отводилась всего одна ночь. Горновой старался сделать хотя бы самое неотложное. Он и не заметил, как наступил морозный, серенький рассвет. Вскоре в районе НП комдива, должность которого в связи с ранением генерала Костылева исполнял начальник штаба подполковник Овечкин, вспыхнули одна за другой три красные ракеты. Над головой прошуршали тяжелые реактивные снаряды. Прошел всего миг, и в обороне противника вздыбились смешанные со снегом столбы дыма.

НП командира находился на переднем крае — в расположении второй роты. Горновой видел неширокую долину, отделявшую подразделения полка от пологих скатов высотки, по склонам которой проходил передний край оборонявшегося противника. В дыму разорвавшихся снарядов полыхали жаркими кострами несколько хуторских избенок.

В первые минуты после разрывов снарядов высотка словно онемела: ни единого ответного выстрела. Но когда батальонные цепи, преодолевая глубокий, рыхлый снег, миновали нейтральную полосу и подошли к вражеской обороне, их продвижение преградила сплошная огневая завеса. Цепи залегли. Потом снова пошли в атаку. Второй, третий раз — всё безуспешно. Ряды наступающих таяли, как расплавленный снег, лишь немногим бойцам удалось подползти к вражеским проволочным заграждениям, пристрелянным всеми видами оружия.

Когда дым в расположении противника рассеялся, Горновой увидел, что ни один снаряд по первой траншее противника не попал. Черные расплывшиеся пятна были хорошо видны лишь за передним краем, метрах в ста. «Так вот почему атакующие цепи поливают свинцовым дождем! Враг отделался легким испугом. Его траншеи полностью сохранились», — негодовал Горновой.

Не прорвал полк в тот день вражескую оборону, остались на прежних рубежах и его соседи. А вечером, разбираясь в причинах неудач, еще раз убедились: виной всему — слабое огневое обеспечение атак. В результате роты потеряли значительную часть своего состава. Особенно ощутимые потери были среди офицеров. Из девяти стрелковых рот семь оказались без командиров. Полк потерял замполита майора Морозова, а комбата-два Максимова контузило. Старшего лейтенанта Березина отправили в медпункт со сквозным ранением бедра.

Тяжелая обстановка усугублялась еще и тем, что многие раненые остались в снежных заносах перед вражеской проволокой, а мороз крепчал, поднялась пурга.

— Надо спасать людей, — сказал Горновой начальнику штаба.

— Но как? — отозвался майор.

— Пурга поможет. В такую лютую метель фрицы нас не ждут.

— Думаете атаковать?

— Если я из сделаю этого, никогда не прощу себе, что оставил раненых без помощи.

Сотни полторы бойцов собрались в лощине. Они напряженно молчали. Горновой не стал долго объяснять обстановку, не до слов, дорога каждая минута.

— Там погибают наши раненые, — с расстановкой произнес он. — А враг в теплых землянках.

— Так чего ждать?! — послышалось со всех сторон.

— Вот и я так думаю.

Заменив выбывших из строя офицеров сержантами, Горновой поставил им боевые задачи. Нужно было бесшумно ворваться на вражеские позиции, захватить находящиеся впереди господствующую высотку и хутор на скатах. «Пусть Овечкин убедится в боеспособности полка», — рассуждал Горновой.

Часть бойцов получила задачу немедленно выносить раненых.

В лощину, оставив НП, прибежал запыхавшийся начальник штаба.

— Считаю, вам самому вести бойцов в ночную атаку, да без всякого ее обеспечения, не следует, — сказал он. — Ведь командир полка нужен не на один бой. Позвольте мне…

— Это почему я должен прятаться за спину начальника штаба? Полк получил боевую задачу, и если она оказалась невыполненной, то виноват прежде всего командир. Если что, принимай командование. Это тебе мой приказ. Следи за сигналами и, как только пехота захватит хутор и высоту, немедленно выдвигай орудия на прямую наводку, а минометчикам поставь задачу окаймить огнем батальон с фронта. Третий батальон держи наготове. При удаче выдвинем и его на уровень второго. Вероятнее всего, на высоту.

В назначенный час подразделения, выйдя в исходное положение, развернулись в цепь, и бойцы неторопливо, посматривая по сторонам, чтобы не отстать, двинулись вперед. Горновой шел в центре боевого порядка, хотя и знал, что такие поступки командира полка не похвальны.

Его замысел оправдался. Противник, захваченный среди ночи врасплох, не оказал серьезного сопротивления. И все же два дома в хуторе отбить у врага не удалось. Не рискуя терять людей, Горновой приказал прекратить атаку и немедля закрепиться на западных склонах высоты. Туда же срочно выдвинули и третий батальон.

Докладывая подполковнику Овечкину о выполнении полком боевой задачи, Горновой попросил, чтобы дивизионная артиллерия окаймила новые позиции, занятые батальонами. Объясняя неотложность таких мер, он еще раз сказал:

— Поймите, насколько важно удержать захваченный рубеж, а удары немцев вероятны сразу же с наступлением рассвета.

Овечкин промычал спросонок что-то невнятное, а когда Горновой повторил просьбу, начал допытываться:

— Как так, разве полк на высоте? Доложи операторам, — буркнул он, — на каком рубеже находишься и пришли схему.

К рассвету батальоны закрепились на новых рубежах, полковые саперы успели установить перед их передним краем на скатах высотки противотанковые мины. Доставкой мин из тыла занимался лично начальник штаба. Он выделил полковому инженеру людей из батальона второго эшелона, которые по глубокому снегу носили мины через высоту. Саперам оставалось лишь побыстрее вставлять взрыватели.

С рассветом на позиции батальонов обрушился мощный огневой удар. Под прикрытием артиллерийских разрывов пошла в атаку вражеская пехота. Она значительно превосходила по численности оборонявшиеся подразделения. Ее цепи опоясывали скаты черной подковой.

Самое время вызвать заградительный огонь дивизионной артиллерийской группы. И Горновой подал сигнал. Тысячи снарядов легли в цель. Атака противника захлебнулась.

Батальоны удержали захваченные позиции.

В конце дня, возвращаясь из второго батальона на НП, Горновой попал под пулеметный огонь. Почувствовал резкий удар в ногу и тепло наполняющей валенок крови…

Подполковник Овечкин, все еще исполнявший обязанности комдива, к ранению командира полка отнесся безразлично.

— Вот до чего довело лихачество, — брюзжал он.

Эвакуироваться в медсанбат Горновой категорически отказался:

— Нечего там делать. Поваляюсь недельку у себя в медпункте, и хватит.

Но передвигаться, да и то с большим трудом, смог лишь в начале третьей недели. Прослышав, что из госпиталя возвратился генерал Костылев и что войска готовятся к наступлению, поднялся и, налегая на палку, отправился на КП дивизии. Комдив встретил его холодно, спросил, едва поздоровавшись: