Николай Сташек - Через все испытания

— Как такое могло случиться? Ничего подобного от тебя не ожидал. Горновой — обманщик!

— Не понимаю, товарищ генерал, в чем дело.

— Вот разыскали твое боевое донесение. — Костылев резко подвинул два лежавших перед ним исписанных листка. — Полюбуйся.

Горновой поспешно взял их, прочитал когда-то самим написанные слова: «Овладел селом Осокино и вышел к речке Сошке». Но почему они подчеркнуты?

— Не пойму, товарищ генерал, в чем криминал?

— В брехне! — ответил Костылев.

— Товарищ генерал! Тут какое-то недоразумение. В донесении ни убавлено, ни прибавлено ни одного метра. Мало того, сейчас положение полка улучшилось: мы захватили высоту Плоскую, а в хуторе Хоркове противник удерживает всего два крайних дома.

— Какой хутор? — удивился Костылев.

— Хорков. — Горновой наклонился к развернутой на столе карте комдива и, выхватив из планшета красный карандаш, ткнул им в точку на карте. — Вот. Он удален от Осокина чуть ли не на километр.

Костылев потеплел:

— И правда — хутор. А я поверил Овечкину. Оказывается, все не так. Извини, брат. А теперь давай подумаем, сумеет ли полк удержать высоту, если противник пойдет на нее. Она очень нужна нам, эта высота. Чем помочь тебе?

— Противотанковой артиллерии хотя бы дивизион да заградительного огня погуще.

— Артиллерией поддержу. Все отдам, чем располагаю. Ну а с Овечкиным особый разговор будет.

Опасения по поводу высоты, взятой полком Горнового, оказались не напрасными. Противник готовился к ее захвату — сосредоточивал артиллерию, вел пристрелку; когда позволяла погода, над высотой появлялись вражеские самолеты разведчики. Больше того, в последние дни противник начал поднимать недалеко от своего переднего края аэростаты наблюдения. По ночам в его расположении отмечался шум танковых двигателей.

Естественно, действия противника всесторонне оценивались и подвергались тщательному анализу. Даже командарм был в курсе тех событий.

— Кровь из носа, а высоту мы обязаны удержать. Она вон как раскрыла нам глаза, — сказал комдив, наблюдая в стереотрубу с НП Горнового за расположением противника.

— Удержим, товарищ генерал, — отозвался Михаил. — Как стемнеет, закончим постановку противотанковых мин перед всем передним краем.

— Вон ту лощину, — кивнул генерал влево, — перекройте поглубже: выводит в тыл.

— Имеем в виду и ее. Получили тридцать пакетов МЭП [3] МЭП — малозаметные проволочные заграждения. . Ими тоже перекроем лощину. Нацелим сорокапятки, пристреляем пулеметами.

— Правильно, — одобрительно усмехнулся комдив. — Как-то показывали нам в штабе армии, что за штука МЭП. Пустили через него танк, так что ты думаешь? Так намотал на гусеницы, что потом танкисты, разрубая, три дня чертыхались.

Особенно много было сделано для укрытия личного состава и организации системы огня. Комдив подчинил полку свой саперный батальон, который в течение недели, работая в основном ночами, оборудовал несколько командно-наблюдательных пунктов и убежища для всех стрелковых взводов, державших оборону непосредственно на переднем крае.

В начале апреля, в ясный, безоблачный день, Горновой услышал гул моторов. К высоте приближалось десятка три бомбардировщиков. «Вот оно! Началось», — подумал он и только успел подать команду «Воздух», как самолеты пошли на разворот. Выстроившись в круг, начали сбрасывать на высоту смертоносный груз. Земля судорожно вздрогнула, а спустя несколько минут оборону полка затянуло толовой гарью и пылью. Две бомбы разорвались у полкового НП. Послышались крики о помощи, по ходам сообщения понесли раненых. Вслед за бомбовыми ударами начался артиллерийский обстрел. Горновой почувствовал, как тугая волна опалила его лицо. Ударившись о противоположную стенку окопа, он свалился с ног. Задыхался от гари, заполнившей окоп, испытывал адскую боль в ушах и мучительную тошноту. Разрывы снарядов казались глухими, словно удары в пустую бочку. Какой-то миг Горновому представлялось, что его голова попала под колесо тяжело груженной машины и скоро будет раздавлена, но в следующую минуту перед глазами мелькнул яркий огонь. Михаил вспомнил, что вокруг рвутся снаряды, что высота, обороняемая его полком, стонет под ударами вражеских бомб и снарядов. Вонзаясь немеющими пальцами в скользкую стенку окопа, он поднялся и, еле удерживаясь на ногах, увидел в дыму полыхавшие черно-бурым пламенем несколько вражеских танков.

— Вызывай второй батальон! — приказал оказавшемуся рядом телефонисту.

— Слушаюсь, товарищ командир, — отозвался солдат и начал быстро крутить ручку аппарата. — Алле! Алле! «Сосна»! Что молчишь?

— Перебит провод. Давай быстро по линии, — прокричал сержант.

Солдат бросился в дымное облако, затянувшее пространство от НП до переднего края, а сержант, заняв его место в щели, продолжал крутить ручку.

— Скоро вы там? — спросил Горновой, плохо слыша свои слова.

На переднем крае, не переставая, рвались мины и снаряды, звонко били сорокапятки, строчили пулеметы.

— Вас генерал. — Сержант протянул трубку.

— Слушаю, товарищ восьмой, — прокричал Горновой.

— Смяли передний край? — спросил Костылев.

— В нескольких местах, — спокойно ответил Горновой.

— Бей прорвавшихся, а дивизионная артгруппа преградит подход из глубины.

Как только Горновой вернул сержанту трубку, тот метнулся в дым вслед за солдатом.

— Куда ты? — прокричал Горновой.

— Я мигом, товарищ подполковник!

Через несколько минут сержант вернулся. На спине он нес раненого связиста. Сержант опустил его на землю.

Вдвоем перенесли хлопца в ход сообщения. Он потянулся рукой к своему карману, прошептал:

— Спа-си-бо, то-ва-рищ ко-мандир. Вот маме…

Это были последние слова юного бойца.

— Возьми письмо да не забудь отправить, — сказал Горновой сержанту.

Враг снова начал обстрел. Несколько снарядов разорвались перед бруствером наблюдательного пункта. Горновой еле устоял на ногах. Когда вытер засыпанное песком лицо и открыл глаза, увидел лежащего начальника штаба. Не выпуская из рук планшета с картой, майор попытался что-то доложить, но не смог подняться.

— Что с тобой? — наклонившись, спросил Горновой.

— Чепуха, пройдет.

Подбежал ординарец, перевязал майору голову.

После очередного огневого налета противник усилил нажим на передний край, но заградительный огонь нашей артиллерии и выдвинутые на заранее подготовленные рубежи полковой и дивизионный противотанковые резервы остановили врага. Атаки возобновлялись еще несколько раз, но ни одна не имела успеха. Потеряв девять танков и до батальона пехоты, противник с наступлением темноты отошел на исходные рубежи. Глубокой ночью он попытался эвакуировать из нашего расположения подбитые танки.