Александр Карпов - В небе Украины

— За две минуты! — ответил с гордостью комиссар. — Настоящие орлы!

Как нужна была нам его похвала, вовремя сказанное бодрящее слово! Комиссар, как никто, умел вселить уверенность. А главное, умел найти подход к людям, веру в успех и победу в бою.

Как правило, майор Выдрыч в минуту опасности шел в бой первым. Это было его правом, его привилегией перед нами всеми.

С тех пор, как Иван Георгиевич прибыл на Сталинградский фронт комиссаром штурмового авиационного полка, прошло не так уже много времени. Но о нем ходили легенды. Я не помню, чтобы он хоть раз привез пробоину в своем самолете. «Наш комиссар заговоренный» — нередко можно было услышать от авиаспециалистов, которые обслуживали его машину.

Выдрыч умел поднять людей даже в самые трудные минуты на решение важных и сложных задач. К этому призывала фронтовая обстановка, и в этом он видел свой долг политработника.

У комиссара все расписано, все распределено до одной минуты. На аэродроме, в поселке, где размещались летчики, при подготовке к вылету — комиссар везде в гуще дел. Когда кто-нибудь удивлялся его чрезмерной занятости, он объяснял: «Просто нужно везде успеть».

Майор Выдрыч понимал: без жертв не обойтись. Однако гибель каждого летчика была для него потрясением. Это глубокое горе каждый раз делало его старше на несколько лет, заставляло еще более требовательно подходить к своим и чужим действиям.

В те суровые дни для нас, молодых летчиков, комиссар Выдрыч был не только образцом в бою, но и старшим, все понимающим товарищем, которому можно доверить самые сокровенные мысли, попросить совета. Как-то заметил комиссар, что один из наших летчиков стал ухаживать за девушкой. Поинтересовался Выдрыч, кто такая, откуда. Оказалось, летчик ничего о девушке не знал. Но уже собрался жениться. Комиссар, которому поведение девушки показалось подозрительным, решил разузнать о ней подробнее и поехал за тридцать верст на старенькой «эмке» на житье-бытье невесты посмотреть. И не зря поехал. Не добрая слава шла о ней в селе. И опять разговор с летчиком. Да и не только с ним. В полку вечер собрали, и речь шла на нем о чистоте любви, о дружбе, о подругах, которые ждут своих любимых. Так наш товарищ был спасен от неверного шага, да и многие из нас получили хороший урок.

«Надо провести человека через свое сердце», — часто говорит комиссар. Это значит не спать ночами, думая о том, как отыскать тропку к каждому летчику о его характере, наклонностях, способностях, его прошлом и настоящем. У него их целых две эскадрильи. И знать всех должен так, как знает отец своих детей. Иначе как же на них воздействовать?

Есть у комиссара Выдрыча золотое правило, много раз проверенное и испытанное жизнью: присматриваться к каждому новому человеку, не доверять первому впечатлению.

Не стал исключением и летчик Савельев. Анкетные данные характеризовали его скупо: окончил училище, переучился на Ил-2, имеет около тридцати часов налета. Может, и немало для девятнадцатилетнего юноши, но и не густо.

Комполка, имея в виду его далеко не богатырскую фигуру, в шутку обронил: «Придется подушку ему под сиденье подложить, иначе головы не видно будет». Да, мелковат, и голос у него не зычный. Но комиссара это мало беспокоило, он старался проверить парня в деле. Савельев входил в строй. Сделал несколько полетов по кругу. Обычные полеты над аэродромом с отработкой несложных упражнений. Точная посадка у «Т». Снова взлет. После того, как самолет зарулил на стоянку, комиссар подошел к капониру.

Пилот, сдвинув шлемофон на затылок, по всем правилам доложил комиссару о выполнении задания. На комиссара глянули доверчивые мальчишечьи глаза, и он поверил молодому летчику.

К концу дня майор Выдрыч вызвал к себе Савельева.

Молодые летчики, с которыми замкомэска лейтенант Хитали проводил разбор, настороженно притихли. Савельев быстро вскочил с места, привычным движением поправил ремень и обеими руками натянул на голову пилотку.

— По какому вопросу, товарищ лейтенант, не знаете?

Хитали почувствовал в его голосе едва уловимые нотки беспокойства.

— Узнаем, — ответил ободряюще. — Пойдем вдвоем.

Комиссар обратился к Хиталишвили:

— Завтра боевой вылет, готовьте молодежь. Как налет у Савельева?

Хитали докладывал кратко, толково, не преминул похвалить пилота. Беседу прервал телефон. Комиссар взял трубку. А Хиталишвили тем временем подумал о том, что он готовил летчиков на совесть, но как они поведут себя в бою, еще неизвестно. Надо бы хоть разок сводить молодежь на полигон — отбомбиться, пострелять по мишеням из пушек и пулеметов.

— Ну, что ж, — сказал майор Выдрыч, кладя телефонную трубку на аппарат. — Готовьте Савельева к боевому вылету. Командир полка принял решение послать его завтра на задание.

Перед отъездом на аэродром Хитали отыскал Савельева.

— Пойдешь ко мне ведомым.

Темные глаза летчика засветились радостью.

Пока уточняли боевое задание и наносили на карты новую линию фронта, Хитали успел шепнуть Савельеву: «Передай инженеру, чтобы самолеты заправили горючим „по горло“». Лишний литр горючего не помеха, на худой конец всегда выручит.

Полет на разведку всегда опасен и требует от летчиков большого напряжения. В момент самого фотографирования необходимо выдерживать курс, высоту, скорость. Пусть это занимает считанные секунды, но именно в этот момент активизируют огонь зенитчики. Полноценный снимок можно привезти только тогда, когда пройдешь над объектом по прямой, ни на метр не уклонившись в сторону. Вопрос лишь в том, успеешь ли пройти этот отрезок маршрута, не остановит твое движение один из тысячи зенитных снарядов, уготованный для тебя.

Два «яка», взлетевшие за штурмовиками, стремительно выскочили вперед и помахали «илам» крыльями, затем, набрав высоту, разместились на флангах пары «ильюшиных», готовые прикрыть их от неожиданных атак «мессершмиттов».

Хитали набрал рекордную высоту для штурмовиков — две тысячи метров. Уже издали наметил себе ориентир, до которого должен был потерять высоту почти наполовину, а затем встать на прямую. Самолет шел прямо по курсу.

Захар был уверен в выполнении боевой задачи — не первый раз ходил он на разведку. Но сердце его было неспокойно: в паре молодой, еще не обстрелянный летчик.

Позади скрылся перекресток дорог, служивший надежным ориентиром. Небольшой доворот — и самолет пошел на снижение. Теперь все внимание приковано к приборам.

В воздухе пока спокойно. Хитали снизился до восьмисот метров, встал на курс и, предупредив Савельева: «Смотреть в оба!», включил фотоаппарат. Секундная стрелка начала свой бег.

Немцы, поняв, что самолет встал на боевой курс, открыли заградительный огонь. Перед Хитали все было черно от взрывов. А стрелка еще не обежала и круга.