Владимир Брагин - Застава в огне

Клейменова буквально колотило от горечи, он с трудом сдерживался, чтобы не впасть в истерику. Рядом курили пилоты. Неподалеку остановились четверо военнослужащих с чемоданами и рюкзаками. Капитан машинально здоровался с ними, стараясь ничем не выдать свое состояние.

— Костя, прекрати, — певуче сказала Катерина. — Договорились же: спокойно прощаемся, отношений не выясняем.

— Не выясняем, хорошо, согласен. — Он взглянул ей в лицо. — Там Егору, в подарках, в моей старой кобуре, лежит письмо от меня. Так уж постарайся не потерять.

— Я могу знать, что ты написал сыну? Или это совершенно секретно?

— Не беспокойся — ничего плохого про тебя. Вообще ничего про тебя.

— Я скажу, чтобы он обязательно написал ответ.

— Это уж как сам. Надеюсь, скоро вся эта кутерьма утихнет, военная опасность закончится. Тогда получу перевод и приеду. Так и передай ему.

Пилот-балагур начал поторапливать пассажиров, с улыбкой покрикивая: «Веселей, веселей, господа! Производим посадочку, занимайте места согласно купленным билетам».

— Мне пора, — вздохнула Катерина.

— Подожди, Катя. Знаешь…

— Только не надо, Костя, не говори ничего. Подождем, подумаем, все само собой как-то сложится. Верю.

— Я не хочу «как-то», — с усилием выговорил Клейменов. — Это глупо звучит, но я… не хуже его. Может, не лучше, но и не хуже. Просто у меня жизнь не так сложилась.

Катерина нежно провела рукой по его щеке. Запоздалая попытка прикоснуться. То, чего он никак не хотел, — жалость захлестнула ее.

— Не надо, Катя, не надо, люди смотрят. Не сложилась жизнь. А тут он появился…

— Ты бы хоть раньше сказал о своих сомнениях. Хоть намекнул бы. Я ведь не могла догадаться. Не думала, что ты такой глупенький. — Катерина обняла мужа, и он, ни на кого не обращая внимания, припал к ней, обнял, прижал к себе и уткнулся лицом в ее волосы, чтобы окружающие не заметили слез. А она с надрывом шептала: — Глупыш мой, глупыш. Но и я глупая. Я давно видела — ты смеешься, шутишь, а глаза мертвые. Мне страшно было.

— Дождись меня. Просто дождись, и все.

Она уже и простила все, и сдалась, и во всем уступила. В объятиях друг друга им показалось, что все вернулось, что они опять навсегда вместе.

— Ты глупостей не натворишь, Костенька?

— Нет. Никому тебя не отдам.

— Поклянись, что не сделаешь глупостей. Ни себе, ни ему ничего не сделаешь…

Сказала и тут же поняла, что совершила ошибку. Клейменов отстранился от нее и посмотрел в беспокойное лицо. Ему не понравился такой настойчивый тон. Она знает, что говорит. Знает, за кого боится, за кого просит. Капитан похолодел от ненависти — к себе больше, чем к ней. Он уже возненавидел свое слюнтяйское признание, слезы.

Катерина еще удерживала руку на его плече.

— Убери руку, — отрывисто произнес он.

Ей показалось, что вот-вот муж разразится руганью, и она отдернула руку с его плеча. Его взгляд становился страшным. Катерина совершила ошибку, избежать которой было так трудно. Теперь уже ничем не поможешь, и все-таки она попыталась смягчить ситуацию:

— Что с тобой? Ты не понял меня.

— Господь не велел клясться, — сказал капитан, не глядя на жену. Он взял ее чемоданчик и сумку и понес к вертолету. Отдал пилоту, который погрузил их в глубь салона.

— Ты не понял меня, — повторила Катерина.

— Мягкой посадки, — ответил он. Она с помощью пилота забралась в салон вертолета. Оглянулась — муж удалялся быстрыми шагами. Она смотрела вслед, не решаясь его окликнуть.

Когда затрещал двигатель вертолета, Клейменов в растерянности остановился. Вся злая энергия сама по себе выходила из него. Он обхватил голову руками и с отчаянием шептал: «Что делать? Что делать?» Спрашивал и не находил ответа.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, они впятером собрались на пустыре в окрестностях поселка. Шарипов привел своих сторонников — Хуршета и Амира. Вместе с Мансуром пришел и рвущийся в бой сержант Самоделко. Назар темпераментно и многословно изложил свой план освобождения дочери. Суть его заключалась в простом нападении на дом, которое он громко именовал штурмом. Финал операции, по его словам, выглядел так:

— В это время мы с Мансуром входим со стороны сада, я знаю, где там перелезть, и бьем морду самому Аюбу. Когда рядом нет холуев, он трус, это любой скажет! А их нет, потому их в это время молотят сержант и Хуршет. Они оба ребята хорошие, только еще мальчишки, поэтому Амир, настоящий мужчина, им поможет.

Самоделко слушал его, снисходительно ухмыляясь и переглядываясь с капитаном, мол, чего возьмешь с этих штатских, никакого понятия о тактике и стратегии.

«Настоящий мужчина», покуривая, немного в стороне от всех, с виноватой улыбкой резонно заметил:

— А если ее там нет?

Назар, осекшись, не понял Амира.

— То есть как это — нет? Куда ж она делась?

— Ну, мало ли… Мы врываемся, колотим почем зря, молотим, а Лейлы там нет.

Однако Шарипов отвергал все домыслы, кроме собственных, упорно повторяя:

— Нет, она там. Куда ей деться?

— Вообще-то черный джип точно туда приезжал, — подтвердил Самоделко. — Я этот след запомнил.

— Ты только не обижайся, Назар, — сказал «настоящий мужчина», — лично я никуда морды бить не пойду. Я бы с удовольствием, но ты уедешь отсюда, Мансур уедет, а у меня тут семья, бизнес, мне тут жить дальше. Я вас всех люблю и уважаю, но не пойду, прости. Сам понять должен.

Мигом растеряв воинственный пыл, Назар в замешательстве посмотрел на Хуршета.

— Я пойду с вами, Назар, куда угодно пойду.

— Спасибо, сынок. — Он повернулся к Самоделко. — А ты как, сержант?

— А мое дело телячье, — задорно ответил тот. — У меня командир есть. Если он скажет, я тоже куда угодно пойду, и еще дальше. Во всяком случае, руки чешутся.

Теперь все взгляды устремились на задумавшегося Мансура. Некоторое время он молчал, машинально пощипывая усы, потом сказал:

— Теперь меня послушайте. У нас нет законных оснований входить в чужой дом…

Шарипов, вспыхнув, перебил его:

— Как это — нет?! А моя дочь?!

— Подождите, Назар. Законных оснований нет. Тем более что пограничники — это не милиция. Поэтому то, что вы предлагаете, — типичное уголовное преступление.

— А что они делают — не преступление?! — опять не сдержался Шарипов, но, перехватив укоризненный взгляд Мансура, стушевался: — Все, молчу, молчу, говори.

— При желании Аюб-хан даже может вызвать милицию, и нас всех арестуют. А мы и возразить ничего не сможем, потому что вы, Назар, не заявили о похищении, что, кстати, обязательно нужно было сделать. — Он жестом остановил попытку Назара возразить. — Знаю, знаю: милиция не связывается с такими, как Аюб-хан. Это в какой-то мере вас оправдывает. Кроме того, Амир прав: Лейлы там вполне может и не быть.