Сергей Арсеньев - Ленка-пенка

Помог им дядя Игорь, набрал воды. А тут ещё идут. И ещё. Так и набирал он всем воду, пока не надоело это ему. Забрал он своё ведро и бидон, да и вернулся. Но лишь для того, чтобы воду поставить. А сам зашёл в свою комнату, взял там топор и опять ушёл. Сказал, что пойдёт лёд вокруг колонки срубит нахрен, чтобы люди подходить могли.

Пока он ходил, я Саше на новой воде бульон из тушёнки сварила. Почти без мяса. Специально самый жир выбирала. Бульон пах просто невероятно, ошеломляюще. Я не удержалась и попробовала ложечку. Что-то просто запредельно вкусное!

Но это для Саши. Себе я из этого бульона кусочки мяса выудила и скушала. Саша жевать ведь не может пока. Влила в Сашу бульон и тот, наконец-то, заснул. По нему видно, что спит, а не в беспамятстве.

Потом вернулся дядя Игорь, спросил, чем ещё помочь. Я его попросила изрубить в щепки остаток нашего бревна. Мне рубить тяжело. Саша как-то беспокойно возиться в кровати начал. Просыпаться не просыпается, только ворочается. Потом я поняла, что это было. Он в туалет хотел, а проснуться не мог. Дядя Игорь возился с дровами, я, как Плюшкин, считала и пересчитывала нежданно свалившееся на нас богатство, а с Сашей неприятность случилась. Он описался.

Брат же не в себе был. Ну, не смог он проснуться и ведро попросить! Хорошо, у нас ещё оставался запас чистого белья для Саши. Ещё с тех времён, когда была вода в кране и силы стирать. Мы с дядей Игорем согрели воды, он раздел Сашу, протёр его мокрой тряпочкой, переложил в мою кровать и одел в чистое.

Бельё-то ладно. Бельё мы чистое нашли ему. А вот штаны шерстяные! Он ведь и штаны испортил. В другое время я бы постирала, конечно. Но сейчас не могу. У меня и сидеть-то не очень получается. Я хотела под кроватью лужу вытереть — так едва не упала. Голова кружится. Опять пришлось дяде Игорю работать. Он и лужу вытер, и штаны постирал, и снова за водой сходил. Мне же пришлось снять с себя Сашины лыжные штаны и вернуть ему. Без тёплых штанов он ночью замёрзнет обязательно. Это сейчас тепло у нас, так как печку не гасим сегодня. Ладно, себе я на ночь что-нибудь придумаю, а завтра постиранные штаны высохнут. В конце концов, ещё две пары чулок натяну. У меня есть.

Дядя Игорь ещё и проблему дров нам решил. Увидев, насколько прожорлива буржуйка, он сравнил её аппетит с кучей щепок в углу и понял, что дров нам едва до середины января хватит, как ни экономь. Тогда он сказал, что нехрен эти деревяшки жалеть, после войны новые купим, ещё лучше. И разрубил на щепки всю деревянную мебель из своей комнаты. То есть шкаф, комод, стол, четыре стула, этажерку и все книжные полки. Самую лучшую одежду и посуду он нам принёс, а остальное на полу своей комнаты свалил. И книги тоже там оставил. Но сказал, что, если что, можно и книгами топить. Только начинать нужно с тех, что он ближе к двери положил. Чем дальше вглубь комнаты — тем книги ценнее.

Дядя Игорь так разошёлся, что, покончив со своей мебелью, даже раму у себя в комнате высадил и её тоже изрубил на дрова. А потом я едва успела остановить его, когда он пытался снять с петель дверь. И её хотел рубить. Но это не надо. Стёкол-то нет в его комнате. А дверь хотя бы защищает от снега и ветра с улицы. Да и некогда уже. Пора. Заканчивается его увольнительная.

Мы очень жалели, что Саша так и не пришёл в себя и не смог увидеть папу, но дальше тянуть было некуда. Уже шестнадцать часов. Осталось два часа. Дядя Игорь поцеловал сына, потом меня, и ушёл. Так мы с Сашей снова остались вдвоём.

Я выпила ещё одну кружку чая (не кипятка, а чая! сладкого! какая роскошь!), а затем залезла к Саше под одеяло. Мне тоже нужно поспать. Я так много ела сегодня!

Жалко. Безумно жалко мне Вовку. Пять дней. Ему не хватило всего пяти дней! Вова умер двенадцатого вечером. А семнадцатого утром, то есть сегодня, приехал его папа. Несчастные пять дней! Помню, как Вова в свои последние два дня постоянно просил дать ему молочка. А у нас не было. Сейчас же, как насмешка судьбы, на подоконнике стоят сразу две банки с надписью: «Сгущённое молоко».

Вова.

Суки фашистские.

Сашка. Ну, уж его-то я теперь спасу. Обязательно. Ведь у нас есть еда. У нас! Есть! Еда!!

Наверное, я слишком сильно сжала Сашку в объятиях. Или это мои слёзы, что текут по его щекам, разбудили его? Мой брат пошевелился, открыл глаза и сказал:

— Знаешь, Лена, мне такой странный сон снился. Как будто папа приехал и привёз покушать…

- Нет, Саша. Просто так лежать в постели я тебе не разрешаю. Ты не бревно, а человек.

— Лен, ну не получается встать у меня. Не получается, хоть ты плачь. Ноги не слушаются. И опухло всё. Ты ведь видишь. Мне лучше уже, но всё равно не могу встать.

— Нельзя просто лежать! От этого пролежни будут. И вообще, тебе самому разве не надоело? Найди себе занятие.

— Какое?

— Нужно чем-то заниматься. Что-то делать. Хотя бы учебники читать. Но лучше что-то руками делать.

— Руками?

— Да. Так ты быстрее поправишься, я уверена.

— Ты так считаешь? Что если я что-то буду делать, то скорее встану?

— Конечно. Сидеть ты ведь можешь!

— Сидеть могу.

— Вот. Человек сидя много дел делать может. Если бы у нас тетрадки были, я бы тебя задачки решать заставила. Но тетрадок нет.

— Тетрадок нет.

— Я сейчас за хлебом, оттуда сразу в школу пройду, суп съем. И там тимуровский отряд собирают. Я вступить хочу. Может быть, задержусь. Не теряй меня. А ты, пока нет меня, придумай себе занятие. Хватит валяться и радио слушать! Понял?

— Понял.

— Всё, я пойду. Не скучай тут.

— Погоди. Постой, Лен.

— Что ещё?

— Лен, я придумал.

— Чего придумал?

— Занятие себе. Что можно делать сидя. И сил много для него не нужно.

— Молодец. А что ты придумал?

— Пообещай, что не будешь смеяться.

— Такое смешное занятие?

— Просто, я стесняюсь.

— Меня? Это не глупо разве?

— Глупо. Но всё равно стесняюсь. Про это вообще никто не знал. Только родители и Вовка. Я всегда дверь в комнату запирал на ключ, когда начинал.

— Какая секретность! И что, Вовка знал и не разболтал всему двору? Да быть такого не может! У него ведь язык, как помело. Был.

— Нет. Ты совсем не знала его, Лен. Он не такой. Ты знаешь, он животных очень любил. Летом мы с ним в зоосад ходили по два-три раза в неделю. Его старший носорог узнавал. Он всегда ему что-то приносил. Яблоко или морковку или булку. Обязательно с подарком приходил. А когда носорогов увозили в июле, мы с Вовкой их провожали. И не беспокойся, он понимал, когда можно трепаться, а когда надо молчать.

— Так чем же ты там занимался-то?

— Обещай не смеяться и никому никогда не рассказывать.

— Обещаю. Не стану смеяться и никогда никому не скажу.

— Сходи в нашу комнату, принеси синюю коробку. Раньше на шкафу стояла, где сейчас — не знаю. Найдёшь, она большая. Осторожно, коробка довольно тяжёлая.