Михаил Домогацких - Южнее реки Бенхай

Командир морских пехотинцев майор Болнер, поняв, что произошло не предусмотренное планом, все-таки быстро разобрался в обстановке и потребовал от офицеров организовать оборону.

— Здесь слишком мало сухой земли, сэр, — возражали офицеры. — Где занимать оборону?

Но морские пехотинцы сообразили раньше, чем последовали команды, что надо делать. Через несколько минут они уже рассыпались на влажных полях, урожай с которых был недавно собран. Хотя и мокро было лежать, но морские пехотинцы к этому были готовы. На них были легкие непромокаемые куртки или пуленепробиваемые жилеты, высокие ботинки против змей. Окопавшись, насколько возможно было на таком неудобном месте, они сразу открыли огонь. Майор Болнер приказал продвигаться вперед. Он считал, что враг дрогнет, увидев пехотинцев, идущих в атаку. Но его поставило в тупик поведение противника: вместо того чтобы отступать, он сам пошел на сближение. Все смешалось на поле боя. Застигнутые врасплох, напоровшиеся на хорошо организованную засаду и привыкшие обычно действовать после того, как позиции противника обработаны артиллерией и бомбами, морские пехотинцы растерялись. Они ждали помощи с воздуха, а она, по плану, должна была прийти несколько позже. Вызванные по тревожному сигналу майором легкие бомбардировщики оказались бесполезными: летчики, увидев с бреющего полета, что творится на поле боя, це стали сбрасывать бомбы, чтобы не навредить своим же солдатам.

Драматично развивались события на артиллерийских позициях: пушки были захвачены еще до начала боя, так и не сделав ни одного выстрела. Зная, что в этой обстановке увезти орудия не удастёя, хотя они очень бы пригодились, бойцы сил национального освобождения подорвали их.

Когда на базе услышали гром боя, начавшийся раньше запланированного времени, там поняли, что батальоны или попали в засаду, или по каким-то другим причинам вынуждены начать наступление раньше. По тревоге был поднят свежий батальон и уже готовился идти на помощь, но роты, заранее выдвинутые Ле Ханем к Лайкхе, открыли сильный огонь, имитируя атаку. Это вызвало панику, и уже о посылке подкрепления не могло быть и речи. База стала готовиться к отражению возможного штурма противника, не зная ни о его численности, ни о его намерениях.

Полный хаос творился на командном пункте, расположенном недалеко от Баубанга, поскольку узел связи был уничтожен в самом начале боя и командир дивизии в неразберихе, охватившей подразделения, не мог до биться от кого-нибудь вразумительного ответа о том, что творится на разных участках. Связь с батальонами была потеряна.

При отсутствии связи между различными родами войск началась путаница, которая мешала принять быстрые меры, чтобы поправить положение. Майор Бол-нер со своими морскими пехотинцами сумел отбить атаку и беспрерывно вызывал бомбардировщики для обработки позиций Вьетконга. Ему все время отказывали под разными предлогами. В тринадцать двадцать, когда по плану противник должен быть сломлен и уничтожен, на требование майора помочь бомбардировщиками авиационный офицер на воздушной базе не дрогнувшим голосом ответил:

— Вы что, майор, потеряли представление о времени? Кто полетит к вам? Через десять минут летный состав должен обедать. Пилоты уже покинули свои машины. И, кстати, сейчас вы должны бы докладывать с от воеванных у врага позиций.

— У меня гибнут люди, — закричал майор, — вы что-нибудь понимаете в войне?

— Не горячитесь, майор, надо управляться вовремя, а не кричать.

— Я обещаю пристрелить вас, если выберусь отсюда, — не сдержался майор.

— Не горячитесь майор, — с холодным спокойствием произнес дежурный, — я уже просил вас. И не грозите. Я понимаю, что вам, видимо, трудно. Сейчас кого-нибудь найду и пошлю вам на подмогу. Давайте ориентиры.

Через полчаса четыре бомбардировщика прилетели в район расположения морских пехотинцев. Увидев, что много человеческих фигур лежит на рисовых участках, пилоты приняли их за вьетконговцев — что делать в грязи американцам? — и начали бомбежку.

Майор выходил из себя. Ничего уже не сознавая, он стал палить из автомата по самолетам, истерически крича в микрофон:

— Расстреляю, расстреляю, если выберусь отсюда!

Он выбрался на этот раз и через несколько дней написал отцу письмо в США: «Папа, я увидел бессилие и позор своими глазами. Я участвовал в тяжелом бою и положил на грязном рисовом поле добрую сотню своих морских пехотинцев. Их убивали не только вьетнамцы,

но и наши собственные летчики. Наступление, которое придумали наши генералы, обернулось страшным поражением — не только физическим, но и моральным. Если я выдержку еще несколько месяцев, я стану стариком в тридцать лет и никогда от этого не излечусь. Почему ты не остановил меня, отец?»

Письмо вынули из кармана куртки после гибели майора во время операции по умиротворению деревни, подозреваемой в связях с Вьетконгом.

Перед заходом солнца над американскими позициями снова появились бомбардировщики. Приняв убитых за солдат Вьетконга, прячущихся в траве и соломе, они еще раз обработали их бомбами…

В докладе о неудавшемся наступлении Уэстморленд писал: «Наши подразделения столкнулись с таким численно превосходящим противником, которого мы еще ни разу не встречали. Наши самолеты целый день бомбили врага, но на месте убитых у него появлялись новые резервы. Эта операция лишний раз доказывает основательность моей просьбы увеличить в ближайшее время численность наших войск еще минимум на сорок батальонов, или примерно на 180 тысяч человек».

Министр обороны США Макнамара приказал, чтобы ни одной строки о поражении Уэстморленда на дороге № 13 не просочилось в газеты.

Двести восемьдесят семь убитых, четыреста с лишним раненых, сорок сожженных и подбитых танков, четыре сгоревших вертолета, выведенные из строя две артиллерийские батареи тяжелых пушек… Один день войны обошелся Америке в восемьдесят семь миллионов долларов.

Улица Катина, одна из самых фешенебельных улиц Сайгона, с дорогими магазинами, художественными галереями, торгующими яркими, экзотическими картинами местных художников, с антикварными и ювелирными лавками, в каждой из которых можно купить старинные и древние изделия из слоновой кости, фарфора, керамики, золота, бирюзы и нефрита, сверкала огнями рекламы. Красные, зеленые, желтые, голубые, сиреневые, пляшущие, вертящиеся, мигающие, загорающиеся и гаснущие в ритме азбуки Морзе надписи, рисунки, указатели, торговые знаки всемирно известных фирм предлагали все, что только можно встретить в таких центрах иностранного туризма, как Бангкок и Гонконг, Манила и Сингапур, Джакарта и Токио, — все, от таблеток для похудения до финской бани-сауны с красивыми, элегантными, опытными массажистками, готовыми выполнить любое пожелание гостя. Реклама указывала адреса, где можно приобрести вазу времен китайского императора Цянь Луна, небольшие, изящные, с не тускнеющими от времени красками предметы из могильников китайских императоров и сановников, захороненных полторы, две тысячи лет назад в древних столицах феодальных государств Китая — в Лояне и Сиани. Холеные, с лоснящимися лицами, с которых никогда не сходит при виде покупателя самая благожелательная улыбка, с классическими, под Конфуция, бородками или чисто выбритые, практичные и все знающие китайские торговцы, именующие себя хуацяо, выходцами из Китая, настоящие хозяева не только этих лавок, но и всего Сайгона, будут делать все, чтобы вы не ушли от них без покупки.