Карел Рихтер - Совсем другое небо (сборник)

— А я вот так не думаю, — перебил его толстяк и выложил костяшку на стол. — Давай играй!

— Ты не думаешь об этом, потому что ты — толстый и глупый, и вообще, мальчик, ты в этом не разбираешься…

Солдат с бульдожьим лицом приложил к «пусто» пустышку-дубль. На другом конце фигуры тоже было «пусто». Толстяк чертыхнулся, сгреб костяшки и перевернул их лицевой стороной к столу.

— Не моя вина, что я должен завертывать мясо в газету, не имея при этом времени прочитать ее… — проворчал он.

Не обращая на него внимания, его партнер и сержант продолжали разговор.

— Эти, там за рубежом, после окончания войны не перестают куда-нибудь сбрасывать бомбы.

— Это правда…

— Если б они могли, то бросили бы и сюда…

— Идиотизм… — Солдат с бульдожьим лицом насупился. — В Европе ничего подобного не должно быть…

— Братцы, вы опять все о том же? Опять про политику!.. — воскликнул толстяк.

Но они его не слушали. Толстяк, почувствовав себя оскорбленным, обратился к младшему сержанту:

— Франта, ты видел, какой королевой была сегодня Кармен в новых брюках?

— Ну видел… — Младший сержант опять повернулся спиной к присутствующим.

— Она натянула их, конечно, ради Йозефа…

— Возможно… Я никак не пойму: если начали бетонировать двор, почему бы не поставить и нормальные телефоны? Раз бетонируют двор, значит, черт возьми, пришли к выводу, что эти казармы какое-то время еще будут нужны. Тогда наведите порядок и с телефонами!.. — Вытянув шею, он стал наблюдать за рабочими во дворе.

Они подравнивали забетонированный прямоугольник. На дальней стороне двора у склада стояла грузовая машина. Младший сержант прикинул в уме, сколько на этот двор требуется материала и сколько бы стоила установка надежной телефонной связи…

Те, кто сидел за его спиной, уже помирились и продолжали играть. А сержант все стоял у окна с безучастным видом. Неожиданно двери отворились, и в комнату вошел, застегивая на ходу гимнастерку, стройный ефрейтор лет тридцати трех. На груди у него болтались концы ремня, переброшенного через шею.

— Доиграли?.. — На губах у него мелькнула мальчишеская улыбка. — Не могу понять, почему до сих пор никто не украл того старого латунного петуха на уборной?..

— Это был бы сказочный сувенир, — сказал парень с бульдожьим лицом.

— Я вывесил однажды в парикмахерской небольшое венецианское зеркало. Ну, это добавило мне новых клиентов… — отозвался сержант.

— А что, его у тебя уже нет? — спросил толстяк.

— Нет, его кто-то украл… — с грустью сказал сержант и снова взглянул на часы. — У нас, Йозеф, еще есть время до смены… Конечно, в армии все по-другому.

— А по-моему, воровать можно везде… — возразил сержанту Йозеф и взглянул в окно на склад, чтобы убедиться, стоит ли там еще грузовая машина. Йозеф знал, почему она там стоит. «Стойте, стойте, будет вам потеха! — думал он про себя. — Надеюсь, до вас дойдет… Я не люблю, когда обо мне думают, что я тряпка…» Йозеф застегнул ремень и стал наблюдать за игроками, которые снова выкладывали костяшки на стол. Он слышал, как толстяк сказал:

— … Это правда, в армии все по-другому. Я бы здесь не сумел ничем поживиться. Самое большее, что здесь можно сделать, так это увести у товарища ложку или стянуть у новобранца рубашку… Невозможно представить себе солдата, который построил бы дачу из краденых материалов…

— У нас нет, но там, на той стороне… — Солдат с бульдожьим лицом взял из «базара» костяшку. Ему повезло — она была подходящей, и он приставил ее к концу фигуры.

— Там делают бизнес и на войне… — Йозеф вытащил из кармана сложенную пилотку, расправил ее на ладони, разгладил и водрузил на коротко стриженные каштановые волосы.

— Да, бизнес, друзья, это моя стихия. В этом я разбираюсь, — протараторил толстяк, покрутив толстыми пальцами над головой и блаженно улыбнувшись.

«Трепи, трепи своим болтливым языком», — подумал про себя Йозеф и снова бросил взгляд через окно в сторону склада.

Машина стояла там по-прежнему. Кармен, вскочив на заднее колесо, наклонилась через борт и заглядывала в кузов…

— Братцы, вы только, посмотрите… — вздохнул младший сержант. Увидев Кармен, он забыл даже про свой телефон.

— Красивая баба, и, кажется, порядочная, — проговорил сержант, опираясь руками о подоконник, и вдруг расхохотался, потому что Кармен чуть не шлепнулась в грязь, когда спрыгнула с колеса.

Йозеф тоже это видел, но ничего не сказал. Он считал, что когда женщина красива — это хорошо, но это еще не все. Он посмотрел на солдата с бульдожьим лицом, единственного из них, у кого не было ни одной лычки. У того оставалась последняя костяшка, а у толстяка их было еще пять. Солдат, почувствовав на себе взгляд Йозефа, протянул:

— Что касается меня, то, будь хоть золотая, я и пальцем не пошевелю. Каждой скажу, понравится ей это или нет: поступай, мол, как знаешь, только не пытайся меня одурачить… — Он положил костяшку и кончил партию. — Ну ты, спекулянт мясной-колбасный, опять продулся?

Толстяк беспомощно обвел взглядом ухмылявшихся товарищей и вздохнул:

— Не знаю, ребята, почему мне на военной службе так не везет? Если б вы знали, какой я дома…

Кармен ежилась от холода в своей кожаной куртке и обеими руками крепко держалась за руль. У нее было плохое настроение. Во-первых, ее преследовала мысль, что ее грузовик обязательно съедет по скользкой дороге в кювет и застрянет. К этому примешивалось еще что-то, но ей не хотелось ни в чем разбираться. Взглянув на свои заляпанные грязью сапоги, Кармен поняла, что ей придется основательно мыть грузовик. Она выглянула из окна, чтобы убедиться, закрыты ли в складе двери, навешены ли замки.

Этот склад построили немцы во время войны. Вернее, они перестроили бывшие конюшни. С этой стороны двора тянулось четыре широких, похожих друг на друга двухэтажных строения, но лишь в последнем из нас, около самого ручья, который разлился почти до самой стены, строители держала материалы. Только что туда сгрузили мешки с цементом. И то неприятное чувство, терзавшее девушку, сидевшую за рулем, было связано с тремя мешками, которые остались у нее в кузове.

«Глупо думать об этом», — успокаивала себя Кармен, уставившись глазами в пролом в стене. Около пролома находилась караульная будка, и через пролом проезжали и выезжали машины строителей, с тем чтобы не объезжать вокруг казарм. «Зачем я себя терзаю?.. Это его дело. Он сам пошел на это… Видно, и до него воровали. И он такой же… Скорее бы шли… Йозефик, давай же иди. Погоди, ты еще подожмешь хвост… А я-то думала… Тьфу!..»

Она поправила тонкими пальцами козырек с надписью: «Земляные работы», взглянула на затянутое тучами небо, а потом неуверенно сказала: