Виктор Муратов - Перевал

Один из наблюдателей почти тут же вернулся. Задыхаясь, проглатывая слова, он доложил:

— Там немцы. Немцы идут.

— Сколько? — спросил Степан.

— Десять, двадцать. Не знаю.

— Продолжать наблюдение. И не вздумайте палить.

Вскоре Степан и сам увидел фигуры немцев. Он даже заметил за спиной у одного рацию. Немцы двигались вдоль реки, маскируясь среди густых деревьев. Степан знал, что они сейчас вынуждены будут выйти к реке и пересечь ее по открытому месту именно там, где пересекал реку Аршак Петросян. Другого места им не найти — дальше вдоль всего берега была высокая крутизна.

…Так и есть. Вот ведущий, за ним остальные с небольшими интервалами перебежали речку. Теперь они были прямо под Бычьим Лбом. Можно было даже разглядеть их лица. Немцы шли, затравленно оглядываясь по сторонам.

— Это же они, товарищ старший лейтенант. Эх, ударить бы… Это же те собаки, которые… — зашептал Суворов.

— Замолчите, красноармеец Суворов, — так же шепотом приказал Рокотов, — займите свое место и замрите.

— Слушаюсь.

Степан понимал, что скоро через проход должны будут двинуться основные вражеские силы. Немецкие разведчики, наверное, уже передали по рации, что проход свободен. А возможно, еще и не передали: ведь они должны проверить весь проход и за Бычьим Лбом. Наткнувшись на группу Петросяна, егеря наверняка насторожились. Как бы не вздумали сунуться сюда! Место все же голое. Случись такое — вся затея со взрывом скалы станет бесполезной.

На всякий случай Степан решил отвести отряд севернее Бычьего Лба, туда, где к ущелью вплотную подступал лес. У Бычьего Лба для взрыва скалы он решил оставить сержанта Кучеренко.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к Степану Мустафар Залиханов, — разрешите мне с пулеметным расчетом Кошеварова остаться вместе с сержантом Кучеренко у Бычьего Лба. Я знаю хорошее место. Перенесем туда пулемет, и ни один фашист не проскочит мимо. Только подбросьте гранат и побольше патронов к пулемету.

— Что ж, Мустафар, это дело. Только смотрите, чтобы немцы не обошли вас. Товарищ сержант, — приказал он Кучеренко, — бери под свое командование ефрейтора Кошеварова, рядового Тагирова и проводника Залиханова. Отряд уходит севернее. Взрывай только тогда, когда немцы втянутся под Бычий Лоб. После взрыва мы отрежем пути отступления егерям. Патроны и гранаты нам майор Ратников обещал подбросить. Не забудем о вас, только смотрите в оба.

…Отряд спустился метров на сто ниже Бычьего Лба и расположился вдоль кромки густого леса. Степан дополнительно выслал наблюдателей, остальным приказал приготовить одиночные ячейки, еще раз проверить оружие, пересчитать гранаты и автоматные диски. Только после этого разрешил подкрепиться холодной бараниной, вскипятить на спиртовках чай.

Прошло уже не менее трех часов с тех пор, как мимо Бычьего Лба прошли немецкие разведчики, но в ущелье по-прежнему была тишина. К вечеру опять похолодало. Низкие тучи выползали из-за Большого хребта и плотно обволакивали вершины.

Степан решил проверить, какую позицию выбрал Мустафар Залиханов с пулеметчиками.

— Кто идет?! — окликнул Степана знакомый голос Залиханова.

— Тише, Мустафар.

Степан подошел к бойцам.

— Сейчас будьте особенно внимательны. Вас четверо. Каждый может по часу вздремнуть, кроме сержанта Кучеренко. Но только по очереди.

— Зачем спать, товарищ старший лейтенант? — раздался в темноте голос Каюма Тагирова. — Спать нельзя. Часовой спал — Чапай убили. Зачем спать?

— Правильно. И все же, Каюм, по очереди можете вздремнуть. А у троих — чтобы ушки на макушке.

Степан вернулся к отряду. Здесь, в стороне от дороги, можно было зажечь фонарик. Он отыскал поваленную ель. На ее широких лапах, закутавшись в плащ-палатки, обняв винтовки и автоматы, спали бойцы.

— Товарищ старший лейтенант, — окликнул Степана Суворов, — идите сюда, здесь теплее.

Захар приподнялся, уступая место командиру. Ветки затрещали под его могучим телом. Захар устелил сыроватую хвою краем своей плащ-палатки.

— Ты сам-то укройся, простынешь, — укладываясь поудобнее, сказал Степан Рокотов и усмехнулся: таким нелепым сейчас показалось это «простынешь»!

— Вы, товарищ старший лейтенант, вроде моей мамы. Она все боялась, как бы я насморк не схватил… Эх, где она сейчас? — Захар вздохнул.

Степану, как всегда перед боем, не спалось. Возле самого уха он чувствовал теплое дыхание Захара Суворова. «Ребенок, совсем ребенок, — думал Степан. — Хоть и вымахал с коломенскую версту… Ловить бы сейчас тебе язей на родной Оке. Что ждет тебя завтра, а может быть, и сегодня в этих незнакомых горах?» Думая, что Захар спит, Степан осторожно, чтобы не разбудить, повернулся, прикрыл его плащ-палаткой. Но Захар вдруг заговорил:

— Товарищ старший лейтенант, вы знаете, про что я думаю? Про орлов. Мустафар Залиханов интересную сказку как-то рассказывал. Не слыхали?

— Слыхал. Это, Захар, древняя горская легенда. Красивая легенда.

— Пускай легенда. А вот вчера… старший сержант Петросян… Я теперь, когда орлов увижу, так и буду думать о нем…

Степан ничего не ответил, с каким-то тревожным, щемящим чувством вслушивался он в дыхание спящих бойцов.

«Неужели все эти солдаты так быстро привыкли к войне? — думал он. — Спят сном уставших тружеников, а завтра — снова в бой. И кого-то из них завтра не будет рядом, и лишним окажется котелок борща. Сколько писем, которые принесет почтальон, останутся нераспечатанными! А сколько жен, матерей будут читать вести с фронта, и разговаривать, и радоваться весточкам от мужей, сыновей, которых уже не будет в живых…»

Сон не шел к Степану. Он достал из полевой сумки блокнот, карандаш, включил фонарик. Степан не любил писать письма и почти никогда не писал их. Но сейчас, перед боем, ему захотелось поговорить с Ольгой. Писать было неудобно. Он осторожно повернулся на бок, оперся на локоть.

«Дорогая моя! Сейчас глубокая ночь. В просветах облаков сверкают очень крупные звезды. Почему, когда мы поднимаемся в горы, звезды кажутся такими крупными? Наверное, потому, что мы становимся ближе к ним. Я пишу тебе при свете фонарика. Утром, а может быть, раньше предстоит бой. Но сейчас мои бойцы спят на сосновых ветках. Очень крепко пахнет хвоей, и я вспоминаю последний новогодний вечер в нашей школе. Тогда тоже пахло хвоей и мандаринами. А помнишь, какой ты мне сшила смешной костюм Арлекина? Он был раскрашен акрихином, и у меня из карманов нелепо торчали мандарины…

Как я хочу тебя видеть, родная! Как хочу, чтобы мы с тобой встретили еще не один Новый год… Вчера погиб Аршак. Погиб у нас на глазах. Об этом тяжело писать. При встрече я расскажу тебе о его героической гибели. Будь прокляты эти фашисты!..»