Николай Брешко-Брешковский - Принц и танцовщица

— Скажите, пожалуйста, сколь трогательна твоя заботливость. Миленький, не беспокойся, я не буду его надевать. Мне будет довольно сознания, что оно мое, понимаешь, мое. Помни же, я никогда не бросаю обещаний на ветер. Мой ультиматум непоколебим. Мне надоели все эти неисполненные обещания, и я уже начинаю терять веру в твое всемогущество…

Вот почему так волновался дистрийский волшебник. Медея начинала терять веру в его волшебную силу.

Арон Цер тоже очень волновался.

Он шел по Большим бульварам, и ему казались раскаленными плиты панелей. Он вспомнил факира, свободно ступавшего по горячим углям, и позавидовал ему. Зная Мекси, он был уверен: в случае малейшей неудачи Мекси не задумается выгнать его, как проштрафившегося лакея.

Кирпичик тысячефранковых билетов жег ему грудь. Это было почти физическое страдание. Им уже овладевало малодушие, и являлось желание вычеркнуть все, считать недействительным и взятое на себя опасное поручение, и взятый аванс.

И вдруг Арон Цер столкнулся с молодым человеком.

— Атласберг?

— Цер?

— Ты что здесь делаешь?

— А ты?

— А ты?

— Ой, каким же ты франтом.

— Ты тоже ничего, себе.

На Больших бульварах столкнулись нос к носу друзья детства. Хотя не совсем так. Цер был лет на пять старше Атласберга. Когда Цер, кочуя по ярмаркам, обыгрывал помещиков, ремонтеров и купцов, юный Атласберг начинал свою карьеру фармацевтическую в одной из аптек Винницы.

Уселись за мраморный столик на веранде кафе и потребовали две порции мороженого.

— Что ты делаешь в Париже? — задал вопрос Арон.

— Я состою секретарем советского посольства, — с важностью ответил Атласберг.

— Вот как? — вырвалось у Цера с завистливым удивлением. — Ты далеко пошел. И подумаешь! Дипломатом! А помнишь, как ты изготовлял слабительные пилюли?

— Друг мой, если мы начнем вспоминать прошлое, честное слово, Цер, тебе поздоровится еще меньше, чем мне, — и Атласберг значительно взглянул на шрам Арона. История этого шрама, очевидно, была известна Атласбергу. Арон ответил в примирительном духе:

— В самом деле, зачем? Не надо вспоминать! Будем говорить о том, что есть, не о том, что было.

— Самое лучшее. А тебе хорошо? Какой бриллиант на пальце!

— У тебя еще больше. Сознавайся, снял с пальца какого-нибудь расстрелянного буржуя.

— Фе… — сделал гримасу Атласберг. — Это дело чекистов — снимать.

— А ваше дело носить?

— Хотя бы и так. Ну, чем же ты занимаешься?

— Я личный секретарь Адольфа Мекси.

— Адольфа Мекси? Так ты же персона…

— А ты что думал? Мекси — это почище всякого Ротшильда. Я у него самый первый человек, у Мекси…

Друзья, съев мороженое, потребовали еще две порции. Этим Арон охлаждал свое внутреннее кипение. Атласберг, присматриваясь к нему, с участием задал вопрос:

— Что с тобой? Как будто немного паршивое настроение, а?

— Ты угадал…

Внезапная мысль осенила Арона.

— Атласберг, ты можешь мне помочь?

— К твоим услугам, — не без галантности ответил секретарь советского посольства. — В чем же, собственно говоря, дело?

— Дело, видишь, вот в чем. — Цер понизил голос до шепота, косясь на соседние столики, к его удовольствию, не занятые. — Дело в следующем: я, как тебе сказать, должен выполнить одну очень щекотливую миссию. Тебе, другу детства, я, конечно, откроюсь.

— Можешь смело на меня положиться, — кивнув головой, обнадежил Атласберг.

— У одного человека надо изъять очень драгоценную вещь. Ценность ее, как бы тебе сказать, условная. Это не золото, не валюта, не камни, это, понимаешь…

— Довольно. Подробности нисколько не интересуют меня. Ты только скажи, этот человек белогвардеец, буржуй?

— Да, да, и белогвардеец, и буржуй, — обрадовавшись, подхватил Цер. — И, мало того, и еще князь и полковник. Он украл эту вещь у нас, и мы желаем ее вернуть. Когда я с Адольфом Мекси сделал революцию в Дистрии, этот белогвардеец…

— Ша, Арон, ни слова больше. Не надо. Все мои симпатии уже на вашей стороне. Я всегда рад напакостить этим проклятым буржуям. Слушай, у нас есть в посольстве один замечательный товарищ, это же гений, конфетка. Художественная работа. Откроет какой угодно замок, проникнет куда только ты себе хочешь. Мы его держим для особых поручений. Ну, какие-нибудь документы или что-нибудь в этом роде. Я же тебе говорю: конфетка, жемчужинка.

— Давай мне его, давай, — зажегся Цер.

— А какой ты можешь заплатить ему гонорар?

— Гонорар? Большой. Тысяч десять франков. Мало ему, что?

— Слушай, Цер, этот человек не нуждается, ведь это же, это… Сам Раковский, — понимаешь, что такое Раковский? Посол. Ну, так сам посол с этим человеком любезен. И еще как. Без него, без этого человека, мы не можем обойтись.

— Атласберг, теперь я тебе говорю, ша… Я тебя спросил, будет ли с него довольно десяти тысяч франков, ты…

— Так я же тебе ответил. Ты же видишь, какой это человек. Он из Лодзи. Ты знаешь, — все взломщики несгораемых касс, все они из Лодзи. Ну, так вот он то же самое. Нет, он и говорить не станет, а на десять тысяч и не посмотрит.

— Ну, тогда сколько же? Двадцать? — нерешительно выдавил из себя Цер.

— Я думаю, он возьмет двадцать. Но только, Цер, это еще не все.

— А что еще? — с неудовольствием спросил Арон.

— Ты забыл про комиссионные.

— А кто комиссионер?

— Кто? Натурально же, я.

— Друг детства, — с упреком и горечью прошептал Цер.

— Сентименты, — махнул рукой Атласберг. — В наше время даже родные братья платят друг другу комиссионные.

— Сколько же?

— Столько же. Двадцать тысяч франков.

— Ой, Атласберг, будет же с тебя десять?

— Десять, да, но сейчас, авансом, остальные же десять…

Атласберг свел Цера со специалистом по несгораемым кассам. Шутка ли, этот человек в фаворе у самого товарища Раковского.

Цер ожидал увидеть страшного бандита с каторжной физиономией и, по крайней мере, с бельмом на глазу. Ничего подобного. Миниатюрный смазливый брюнет, с мягкими кошачьими ухватками и с внешностью альфонса.

Почтенное трио сидело в кабинете у Пайяра. Специалист — его звали «товарищ Замшевый» — деловито осведомился, где придется работать.

— В мансарде, где живут прислуги.

— Самое лучшее время девять утра, — заметил товарищ Замшевый. — В этот час уже никого нет. В половине девятого мы встретимся с вами под аркой Звезды у могилы Неизвестного солдата. А его не будет, хозяина, в девять часов?

— Насколько я знаю, — не будет. Мне уже сказали там, в «Пикадилли». Ровно в девять он будет на месте — он лакей, — чтобы взять расчет. У нас в распоряжении какие-нибудь пятнадцать минут.

— Довольно за глаза, — обнадежил товарищ Замшевый. — Итак, по рукам?