Николай Брешко-Брешковский - Принц и танцовщица

— По рукам.

— Деньги на стол, все двадцать тысяч.

— Может быть, половину?

— Какая там половина? Буду я пачкаться! Все…

Цер со вздохом полез в карман сиреневой визитки и вынул стопочку новеньких билетов. Хрустящий шелест девственных бумажек.

«Товарищ Замшевый» небрежно скомкал свою порцию и сунул в карман брюк.

— А я? — напомнил о себе Атласберг.

— Ах, еще ты? — недовольно поморщился Цер, подсчитывая, что ему, Церу, остается всего шестьдесят тысяч.

— Бандиты, грабители, — мысленно выругал он товарищей Замшевого и Атласберга.

Специалист по несгораемым кассам потребовал шампанского, и все трое чокнулись за успех задуманного предприятия.

Всю эту ночь Маврос почти не сомкнул глаз. Великая радость, радость неожиданной встречи со своим принцем, гнала прочь сон, будила целый хаос воспоминаний, мыслей, надежд на будущее. Теперь, когда они вместе, будущее это уже не казалось таким беспросветным. Наоборот, князь теперь все видел окрашенным в розовый цвет. Свою службу «гарсона» он будет вспоминать как забавный эпизод, вспоминать без всякой горечи.

По привычке делать тщательный утренний туалет, вымывшись с ног до головы в своей бедной мансарде, не выспавшийся, но бодрый, полный жизни, спустился с шестого этажа и вышел на залитое солнцем авеню Виктора Гюго.

Как ни пытался этот волей революции попавший в гарсоны владетельный князь скрыть, затушевать свое происхождение, попытки его были тщетны. Все, начиная с хозяйки, метрдотеля и кончая целой маленькой армией таких же, как и он сам, гарсонов, не сомневались, что мосье Анилл менее всего лакей по профессии. Мужчины с такой внешностью сами пьют и едят, и то и другое смакуя, в первоклассных ресторанах, а не подают тарелки и не раскупоривают вино для других посетителей.

Но пока он «работал», никто из начальства и сослуживцев-коллег не сделал ему даже малейшего намека: «Мы, мол, догадываемся, что вы за птица и откуда, из каких заоблачных высей к нам залетели». Маврос оценил деликатность и такт всех тех, с кем он изо дня в день связан был общим делом.

И только теперь, когда он уходил навсегда, хозяин, полный, румяный, весьма буржуазной внешности господин, с лукавым видом, — не проведешь меня, — разоткровенничался:

— Мосье Анилл, я рад от всего сердца, что обстоятельства позволяют вам покинуть нас. Я ничуть не сомневался, что этот день наступит очень скоро. Ведь вы такой же гарсон, как, например, я — генерал-губернатор Индокитая. Даже больше скажу, мне в нашей демократической Франции легче сделаться генерал-губернатором Индокитая, нежели вам… Ну, да вы меня понимаете… Останетесь в Париже, милости просим, но уже в качестве гостя. Вам — обязательная двадцатипроцентная скидка. Так и знайте. Так, «mon marquis ou mon compte» [6] «Мой маркиз или мой граф» (фр.). . Ведь вы же, наверное, маркиз или граф? Во всяком случае, вы вписали дьявольски эффектную страницу в биографию моего «Пикадилли», да и в свою собственную… — с улыбкой прибавил хозяин.

Столь же трогательно было прощание и со всем персоналом, и каждый спешил сказать в напутствие что-нибудь хорошее, благожелательное. Повара в белых накрахмаленных колпаках, торопливо обтерев замасленные руки о белый передник, тянулись этими руками к покидавшему заведение «гарсону».

И они, словно сговорившись с патроном, хотя и не думали сговариваться:

— Милости просим к нам. Но уже в качестве гран-сеньора в своей настоящей оболочке. Уж мы вас так накормим, так постараемся, пальчики оближете…

Маврос, этот военный с головы до ног и солдат, участник трех войн, не был сентиментальным, но когда он уходил, на его ресницах дрожали крупные слезы, он не спешил утереть их, и они алмазинками блестели на утреннем солнце…

Как радостно, как волнующе хорошо начинается этот день! Какие напоенные солнцем, чистые, прозрачные воспоминания оставит он по себе. Да, прав хозяин, прав. Он, Анилл Маврос, вписал в свою биографию эффектную страницу и сейчас, сию минуту, закончил эту страницу сочной и круглой точкой. Точкой ли? Пока — несомненно, а дальше — дальше, как знать, чего не знаешь? Это «как знать, чего не знаешь» было ходячей фразой у дистрийского простонародья, особенно в казармах среди солдат. «Как знать, чего не знаешь», — с непривычки — едва ли не бессмыслица, а вслушаешься: пожалуй, не глупо, совсем не глупо.

Маврос имел еще минут двадцать пять свободных, и эти двадцать пять минут некуда было девать…

Ровно в десять он должен встретиться со своим принцем у могилы Неизвестного солдата. Какое совпадение! У той же самой могилы «товарищ Замшевый» назначил свидание Арону Церу, такому же, как и он сам, проходимцу.

Маврос горел нетерпением увидеть Язона, минуты вырастали в часы, и он не знал, как убить их.

Он успел перечитать на мраморных плитах Арки Звезды имена героев-сподвижников Наполеона. Здесь и маршалы, и генералы, и адъютанты, и простые офицеры — все, кто где-нибудь чем-нибудь отличился.

Вряд ли в целом свете имеются еще такие же богатейшие, монументальные скрижали — скрижали нетленной славы.

Покончив с этими скрижалями, Маврос убедился: осталось еще целых четыре минуты. Чем бы еще заняться, чтобы они, подобно предыдущим, канули в вечность. Ах, вот разве, удобный случай, убедиться, действительно ли двенадцать авеню попадают в площадь Этуали, подобно двенадцати рекам, несущим по радиусам воды свои в море. И князь принялся считать, загибая один за другим пальцы на обеих руках.

— Авеню де Буа, авеню де Булон, авеню Клебер, авеню Виктор Гюго, авеню Карно, авеню Клобер, авеню д'Иена, авеню Гош, авеню Фридланд, авеню Шан-Зелизе…

Язон, коснувшись рукой плеча своего адъютанта, прервал его математические вычисления.

— Вот и я. С добрым утром. Я тебе помешал, Маврос? Ты предавался какому-то глубокомысленному занятию…

Анилл сконфузился, как пойманный в минуту шалости школьник!

— Ваше Величество, я любовался красотой, архитектурной красотой площади. В мире, пожалуй, нет другой такой.

— Даже наверное нет. Что ж, пойдем к тебе, возьмем драгоценности. Колье упрячем в сейф «Лионского кредита», остальное превратим в деньги. А затем, затем я тебя перевезу к себе.

— Последнее будет сопряжено с наименьшими хлопотами, — улыбнулся Маврос. — Весь мой багаж уместится в одном чемодане.

— И ты простишься навсегда со своей мансардой?

— И смею, Ваше Величество, уверить — без малейшей горечи.

Через несколько минут Маврос открыл дверь своей комнаты и, пропустив Язона, вошел вслед за ним.

— Вот здесь, в среднем ящике. Наконец, наконец-то я могу… — Маврос, не договорив, осекся. С замораживающим ужасом убедился он, что ящик комода, оставленный им плотно закрытым, немного выдвинут…