Иван Дедюля - Партизанский фронт

— Как себя чувствуешь?

— Жив, господин комендант.

— А другие как?

— Они разлетелись… сейчас собираем.

— Сколько же забрали?

— Пока 12 человек.

— Всех немедленно повесить!

— Кого повесить?

— Забранных партизан!

— Да их здесь и не было.

— Кто же вас побил и кого, черт возьми, забрали?

— Я же говорил — не забрали, а собрали, а побил, говорю, ваш жеребец… Он и взорвался.

— Идиот, иди проспись и не мели чепуху.

— Господин комендант! Господин комендант!

Полицаю и в голову не приходило, что дернувший за вожжи взорвал замаскированный в санях 152-миллиметровый артиллерийский снаряд.

Лаврухин, направив жеребца в Косино и дав автоматную очередь, был уже далеко и, хотя не слышал телефонного разговора, определил по взрыву, что жеребец выполнил свою миссию и «подарок» попал по назначению.

А как-то будет в Логойске? Вася с волнением посматривал на часы. По его расчетам, до взрыва оставались считанные минуты. Волнение достигло наивысшего предела.

Вдруг далеко впереди в небо рванулся сноп яркого пламени, долетел гул мощного взрыва. Вася взобрался на Прудищенскую высоту и замер от того, что увидел. В Логойске бушевало огромное пожарище.

Обессилевший, но радостный, он ввалился ко мне в землянку:

— Товарищ комиссар, сработали наши «партизанские кони» не хуже троянского.

Наступил первый день 1943 года. Безмятежно кружась, ложились на землю хороводы пушистых снежинок. Перед строем отряда был объявлен приказ о представлении к правительственным наградам командиров, партизан, связных и жителей, наиболее отличившихся в борьбе с гитлеровскими захватчиками. В числе первых был назван комсомолец Василий Лаврухин.

Результаты новогодних «сюрпризов», как об этом вскоре мы узнали, превзошли все наши ожидания. Весть о минировании моста быстро достигла ушей полицейских, и те не замедлили явиться к нему с саперами. Обнаружив натяжной шнур, они осторожно сняли наружный взрыватель, тщательно осмотрели бомбу и, убедившись в безопасности, доставили ее к коменданту Логойска Фюрстеру.

Полицаи были щедро вознаграждены. Бомбу комендант не замедлил хвастливо продемонстрировать своему коллеге Кушу, приехавшему в гости на Новый год. Затем он сообщил о бомбе в канцелярию гауляйтера фон Готберга. А бомбу положили в склад-музей.

Фюрстер жил рядом с комендатурой. Невдалеке были расположены гарнизонные склады боеприпасов, горючего и продовольствия. А склад-музей находился в пристройке, примыкавшей к складу боеприпасов.

Хозяин, Куш и офицеры летной части успели проводить старый год, наполнили бокалы в ожидании нового. В это время раздался взрыв. Вместе с Васиным новогодним «подарком» от детонации взорвались и другие начиненные взрывчаткой экспонаты комендантского «музея». Здание комендатуры и склад-музей были разнесены в щепки. Все, кто находился за праздничным столом, погибли. От взрыва «музея» взлетел на воздух склад боеприпасов, загорелись и начали взрываться бочки с бензином. Полуразрушенные склады запылали. Более часа раздавались взрывы снарядов и патронов.

Все это наделало очень много шума не только в Логойске, Косино, окрестных деревнях, но и в самом Минске. На место происшествия из Минска прилетела специальная комиссия. Больше недели она вела расследование и пришла к выводу, что смерть обоих комендантов, 14 офицеров и 30 солдат, не считая множества раненых, уничтожения склада боеприпасов, горючего и продовольствия, а также комендатуры, равно как и диверсия в Косино, являются делом рук партизан, которые среди полицаев имеют своих людей. Было брошено в тюрьму 20 полицейских. Впоследствии они были расстреляны.

Новый комендант на похоронах погибших оккупантов поклялся проучить «бандитов». Эта угроза дошла до нас в тот же день. Следовало ожидать быстрых и активных контрдействий. Поэтому мы усилили боевые заслоны со стороны Логойска, увеличили количество дозоров и на всякий случай держали в боевой готовности на высотах около деревни Ляды усиленный взвод.

Все эти меры помогли нам обезопасить себя от попыток разведывательных групп, созданных из немцев и полицейских, проникнуть в район расположения отряда.

Наши боевые действия не прекращались. Удары гвардейцев партизанского фронта становились все более чувствительными и дерзкими. Так, в морозную ночь на 12 января группа партизан под командованием лейтенанта Ивана Фоминкова вышла на автомагистраль Минск — Москва у деревни Криница с заданием взорвать железобетонный мост. Хотя яркий лунный свет и не способствовал скрытному продвижению к цели, расположенной почти у самого гарнизона противника, все же партизаны благополучно добрались до объекта. Выставив наблюдение, приступили к закладке снарядов.

Слипались ресницы от трескучего мороза, коченели руки, теряли чувствительность ноги. То и дело тяжелые снаряды выскальзывали из рук, с двухметровой высоты пробивали лед и скрывались в воде. С трудом их вытаскивали, оттуда и снова крепили вверху… И вдруг в самый разгар сигнал тревоги: со стороны Минска по автомагистрали идут три санные подводы по две лошади! В каждой вооруженные люди в белых маскировочных халатах.

Открытая местность и хорошая видимость от морозного лунного света исключали скрытый отход партизан. Фоминков решил дать бой.

Утром в отряде стало известно, что в ночной схватке было убито и ранено 22 оккупанта. У партизан ранен в могу Володя Рогожкин.

Наши успехи и их неудачи все больше бесили гитлеровцев. Они готовили против нас самые коварные планы, о которых мы в то время и не догадывались. За дело взялись гестапо и абвер.

О вражеском лазутчике «Лесном волке» мы узнали намного позже после того, как он пробрался в отряд. Гитлеровцы подготавливали своего диверсанта в специальных школах сначала в Ново-Борисове, а затем на станции Печи-Сортировочная. В Ново-Борисове почти у самого берега реки в глубине сада стоял приземистый двухэтажный особняк. Высокий деревянный забор с натянутой поверх колючей проволокой и деревья скрывали его от посторонних глаз. Прохожих, останавливавшихся у забора хотя бы ненадолго, часовые гнали прочь или задерживали.

В доме за тяжелыми ставнями все делалось тихо и не спеша. Гитлеровцы в эсэсовских мундирах занимались здесь теми таинственными делами, которые не допускают шума и огласки. Шеф этого тайного заведения полковник абвера Нивеллингер любил повторять своим подопечным, что их тщательно скрываемая деятельность требует самых глубоких раздумий, сосредоточенности, тщательного психологического анализа, адской изобретательности и, конечно, конспирации.

— Мне, — поучал он своих подчиненных на одном из совещаний, — нужны не храбрые служаки-фронтовики, щелкающие каблуками, а думающие, способные офицеры. На основе глубокого знания психологии людей различных национальностей, специфических местных условий и современных достижений в области нашей службы они должны уметь разрабатывать самые невероятные, но вполне реальные варианты нанесения по врагу, в данном случае по здешним партизанам, тайных смертельных ударов. Наше оружие — максимальная хитрость и коварство, внезапность и неотвратимость удара, наносимого в самое уязвимое место противника, полнейшая скрытность и минимальная численность привлекаемых сил. Нужна не грубая сила, а буквально ювелирная работа, в которой важны все звенья: оригинальный замысел, отличные исполнители и совершенные средства. В этом заложены наши огромные возможности. В заключение, чтобы не задерживать ваше внимание, приведу отвлеченный пример. Практика показывает, что крупный партизанский отряд, маневрирующий в лесных массивах и приносящий нам немалый урон, порой неспособна быстро уничтожить даже целая дивизия. А вот наш агент или небольшая группа при идеальной подготовке способны одним бесшумным ударом сделать это. Об этом говорят не только наши исследования, но и некоторый опыт на западе. Все. Прошу принять сказанное к исполнению, а майора Шварца зайти ко мне.