Иван Дедюля - Партизанский фронт

Лицо командира после ночного перехода пожелтело, осунулось, глаза покраснели. Он подошел к комиссару и тихо сказал:

— Скорее уходить надо, пока не поздно.

Комиссар сдвинул мохнатые брови, вытер лысину и, подумав, сказал, что ему нужно обсудить этот вопрос с заместителем.

А стрельба усиливалась. Длинные пулеметные очереди заглушались взрывами гранат. Отдельные разрывные пули с пронзительным визгом пролетали над нами.

За оказание помощи быстро высказались Ерофеев, Кисляков, заместитель командира отряда Соляник, комиссар Панкевич и я.

Командир сдался и приказал Кислякову немедленно выдвинуться с отделением сержанта Юрочки и огнем прикрыть отход группы шмыревцев. Схватив оружие, бойцы отделения скрылись в гуще соснового леса.

Сидя на мшистой земле, партизаны тревожно переговаривались:

— Ну, хлопцы, начинаются дни золотые…

— Перещелкает нас немец, — дрожащим голосом произнес Жилицкий, приспосабливая на спину вещмешок.

— Брось ныть. Рано затянул за упокой, — одернул его Вышников. — Если трусишь, достань запасные штаны из мешка и не каркай.

— Правильно, Иван Иванович! Крой его, — поддержали Вышникова несколько голосов.

— Герои нашлись! Цыплят по осени считают, — не унимался Жилицкий. — Дождитесь вечера — тогда хвастайте. За день много воды утечет…

Серые глаза Жилицкого испуганно бегали по лицам партизан, ища поддержки. Но ее не было. Все смотрели на него с недоумением и презрением. Трудно было сознавать, что за пребывание в Ореховце мы не рассмотрели в этом сутулом худощавом человеке паникера и труса.

— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, вот как ставят вопрос настоящие люди. А ты на вид и человек, а душонка заячья. Услышал выстрел и уже дрожишь как осиновый лист, в кусты бегаешь… Что будет с тобой, если придется столкнуться с врагом лицом к лицу? Лапки кверху? — пробирал Жилицкого молодой партизан Петя Шиенок.

— Всякое трудное дело страшно вначале, товарищи, — заговорил Панкевич. — Жилицкий обстреляется, и страх пройдет.

— Плохое начало не к доброму концу ведет, — ответил Шиенок и отошел в сторону.

Бойцы отделения Юрочки, едва добежав до высоты, покрытой молодым сосняком, заметили, что к месту боя уже прибыла машина с гитлеровцами и ищейкой. Немцы тотчас ринулись через поляну, стремясь отрезать шмыревцев от леса и расправиться с ними. Кисляков понимал, что каждое потерянное мгновение могло стоить жизни боевым товарищам. Оставив на высоте пулемет и двух автоматчиков для ведения внезапного огня во фланг прибывшему подкреплению врага, остальным он приказал быстро обойти фашистов, залегших в кювете, и по его команде нанести неожиданный удар с тыла. Маскируясь за складками местности и густым кустарником, партизаны быстро пробрались на нужный рубеж. По сигналу Андрея обе группы одновременно открыли внезапный огонь. Часть гитлеровцев замертво свалилась на середине поляны, а остальные, вопя, бросились врассыпную. Немцы совершенно не ожидали такого оборота дела. К шоссе впереди всех мчался длинноногий гитлеровец с овчаркой на поводке. А на него наседал унтер, размахивая парабеллумом.

— Соколов, огонь по долговязому, бей подлюгу! — крикнул Кисляков.

Короткая пулеметная очередь, и собака с визгом упала на землю, а за нею рухнул и немец.

— Молодец, Соколов, собакам — собачья смерть! Фашистов и их собак в одну кучу, они одной породы, — похвалил пулеметчика Кисляков.

Бойцы Юрочки огнем плотно прижали гитлеровцев в кювете к земле. Пользуясь этим, шмыревцы отползли в лес и присоединились к отделению Юрочки. Вскоре появился и командир группы. Он вытер лицо изорванным рукавом гимнастерки и приказал бойцам перевязать вынесенного им раненого бойца.

— Вы спасли нас, товарищи, — устало привалившись к дереву, произнес он. — Большое спасибо!

— Вот мы и выполнили первую заповедь партизана — «Не бросай товарища в бою», — обратился к партизанам комиссар. — А если бы мы бросили шмыревцев и их уничтожил враг, то с каким чувством нам пришлось бы дальше жить? Думаю, объяснять не надо. Второе, в чем оказался секрет успеха действий, которыми руководил Кисляков? Я не ошибусь, если скажу, что это были внезапность, решительность, быстрота и хорошее владение оружием.

Партизаны одобрительно закивали головами. На шоссе быстро спешивалось вновь прибывшее подкрепление. Противник, видимо, решил преследовать партизан. Вскоре вновь застрочили автоматы и пулеметы. С гулом по всему лесу разносилось эхо взрывов немецких мин. Стрельба медленно приближалась к нашему расположению. Уже слышались выкрики унтеров. Взбешенные гитлеровцы прочесывали лес. Мы срочно снялись с места и быстрым темпом продолжили марш. Непрекращавшаяся стрельба все время напоминала об опасности и подгоняла вперед… Каждый новый километр отдалял нас от немцев. Выстрелы доносились все глуше и наконец смолкли.

Перед заходом солнца мы достигли временного лагеря шмыревцев, раскинувшегося в дремучем ельнике возле вязкого болота. В нем было человек до двадцати партизан. Впервые с аппетитом мы отведали недосоленного партизанского супа.

Где-то параллельными маршрутами пробирались к районам своей боевой деятельности и два других партизанских отряда.

Оккупанты хотя и потеряли следы наших осторожно продвигавшихся отрядов, но, как мы и предполагали, не забыли о них. На поиски нас они пустили свою агентуру и, как выяснилось потом, срочно и тайно готовили для перехвата довольно крупные силы, сосредоточивая их на вероятных путях нашего движения. Они надеялись прижать партизан к берегу широкой Западной Двины и на открытой местности внезапным ударом из засады уничтожить. На стороне гитлеровцев были все преимущества: свобода маневра, скорость передвижения на автотранспорте по дорогам, наличие достаточных сил и неограниченное количество боеприпасов, возможность ведения воздушной разведки.

В штабе карателей потирали руки, считая свой замысел создания засады-ловушки безукоризненным, а прорвавшиеся через линию фронта отряды обреченными.

Уже много дней и ночей наш отряд медленно пробирался через густые леса и топкие болота в глубокий тыл противника. Мы настойчиво шли вперед без нормального отдыха, гоня сон и усталость, не обращая внимания на опухшие ноги, все туже затягивая ремнями животы. Было неимоверно трудно. Постоянно хотелось есть. Нас мочили дожди, вечерние и утренние росы. Были дни, когда одежда и обувь почти не просыхали. Нас съедали тучи комаров.

На каждой остановке выбивающиеся из сил партизаны буквально падали на траву. Все сильнее нами овладевало желание сделать большой привал: отоспаться, отдохнуть, обсушиться, досыта поесть. Но пока это была несбыточная мечта. Остановки приходилось делать короткие, а сохранившиеся крохи продуктов расходовать бережно. Сознание долга неумолимо двигало отряд все дальше на запад, в намеченный район действий — к сплетениям основных магистралей, питавших фронт ненавистного врага. Все понимали, что нельзя было упустить благоприятное летнее время, когда союзниками партизан были теплые дни, не требовавшие от партизан заботы об одежде и крове, щедрые дары лесов — грибы, ягоды, орехи. Все это надо было максимально использовать. Каждый сознавал, что холодная осень, голые поля и леса, а затем суровая зима с глубокими снегами и морозами во сто крат затруднят наши боевые действия. И мы спешили. Шли непрестанно днем и ночью. Тревожные вести с фронта еще больше подстегивали нас: немецко-фашистская армия рвалась к Дону и Волге, на Северный Кавказ. В то время как линия фронта вновь быстро отодвигалась на восток, мы упорно шли все дальше на запад.