Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

— Не забувай его годуваты. Вин же тэбэ возе. Спа- сибн кажи! — наставляет Побачай парня.

— Обойдется! — усмехается Чужой, дохнув в глаза коню клубок табачного дыма.

Дальнейшего их разговора Вектор не слышит: его вниманием завладевает звук шагов, все четче и четче доносящихся с дальнего конца конюшни. Так ходит только одни человек. «Хозяин!» — и дончак вскрикивает обрадованно. Из двух сотен коней Апсго не подал голоса, только он один, и ржет, не переставая, пока Гуржий идет эти полтораста метров от двери до его ставка.

— Оле, оле, милый! Ну, как ты гут?

Всхлипывая и бормоча, Вектор тянется губами к лицу, к груди и рукам Хозяина. Ревниво косится на Поба- чая, поспешившего с объятиями к любимцу эскадрона.

Хозяин ласково проводит рукой по храпу, по губам, под ганашами — Вектору блаженство! Что‑то дает ему с ладони — ага, самый лакомый, ржаной сух'арик. Еще и еще — весь остаток дорожного пайка. Напоследок хрупнул на зубах, обдав весь рот сладостью, пропахший людскими лекарствами кусочек сахара. Лекарствами пахнет и сам Хозяин. И этот запах ничуть не отталкивает, он даже приятен. Чем бы ни пах Гуржий — случалось, и табаком, и водкой, было и бензином, — все запахи, исходящие от него, Вектором любимы. Потому что Хозяин сам любим. От Чужого запахи те же и даже нежнее — одеколона, душистых мазей, и сам он, после дележа пайков, был весь в аромате хлеба, все же не возникло к нему симпатий. И вообще, если конь любит всадника, он от него даже самые дурные запахи перетерпит, все провинности простит, с кем не бывает промашки — конь па четырех ногах, и то спотыкается. Лишь одного никогда не простит конь человеку — его нелюбовь.

Пока Хозяин ощупывает коня, натыкаясь руками то на болячку, то на рубец или проплешину, Чужой, сникнув, следит затаенно за каждым его движением, ищет слова оправдания:

— Ну и скотинка божья! С капризом. Не плюнь, не закури. Чистить не дается. Клял я его.

— Ты его клял, а он тебя, может, еще хлеще!

— Замучил меня, сатана!

— А не ты ли его?.. — Хозяин раздражен и сердит. — Да имел ли ты раньше‑то дело с конем?

— Никогда. Машины люблю!

— Что ж тебя в казаки поманило?.. Красивая форма — газыри, галифе с леями, пояс с насечкой. Так, что ли?

Осмотр копыт приводит Гуржия в еще большее негодование:

— Эх ты, горе — кавалерист! Конь‑то босой!..

Тут в конюшню под шумный топот ног врываются веселые голоса. это идут друзья Гуржия. Оттеснив Чужого, затормошили гостя. Объятия, поцелуи, смех, шутки.

— Ванечка! — из дверей крик Наташи. Перед ней все расступаются, и она повисает на шее Хозяина.

По лошадиному разумению Вектора, все так и должно быть: вернулся Хозяин — вернулась прежняя жизнь, с людской добротой и веселостью, снова рядом ласковая Наташа. И ни к кому нет у него сейчас неприязни: друзья Хозяина — его друзья, да и заглянул Гуржий в первую очередь не к своим приятелям — казакам и даже не к Наташе, а к нему, своему боевому коню.

Побачай приносит какой‑то сверток.

— А це — твоя казачья справа.

Хозяин, отстраняясь от Наташи, вскрикивает с изумлением:

— Мой клинок! О, дядько! Вот удружил!.. Я‑то думал, не видать мне моей сабли. Спасибо тебе!

Вынув из свертка шашку, он любовно ощупывает рукоять, обшитые зеленой материей ножны, затем, обнажив клинок и держа его на обеих руках, припадает к нему губами.

— Еще отцовская! Гурда!

И столько ласки в его голосе, что Вектору завидно.

Вложив клинок в ножны и толчком руки дослав его, Гуржий заносит свое имущество в станок, вешает па крюки. Затем, развязав вещевой мешок, наделяет всех гостинцами: казаков — пачками папирос, Наташу — конфетами и пряниками, которыми она тут же начинает угощать Вектора. А разговор не умолкает.

— Слышал, жарко было тут у вас без меня.

— Жарко! После Перекопа никак не очухаемся… А ты вовремя прибыл. Дней через десять корпусной смотр и снова

— вперед, на запад!.. Как твой конек? Не попортил его Ершов?

— Как не попортил? Где наминка, где подпарок, всего хватает. Но к смотру, думаю, будем в строю!

— А не отметить ли нам вечерком твой приезд, Гуржий?

— Обязательно! И нашу встречу, и еще кое‑что… Наташа, скажи‑ка!

— Мы с Ваней решили поженитьься.

Казаки возрадовались этой новости:

— О, давно бы вам пора сыграть свадьбу! Молодцы! Добре! С удовольствием выпьем за вас чарку!.. Тогда до вечера!

Вектор все это время не сводит глаз с Хозяина — ждет, когда он снова подойдет к нему. И дождался.

Проводив друзей, а затем, несколько минут спустя, и Наташу, Гуржий, весело посвистывая, занялся уборкой в станке. «Оле, оле!» — заигрывает с конем, поглаживая его, задавая корм. И конь благодарен ему за ласку, за каждое прикосновение руки, за каждую былку из принесенного им вороха сена. Они переглядываются непрестанно, не нарадуются своей встрече.

Хозяин снимает со стены седло, кладет на скамью, придирчиво осматривает, проверяя надежность, что‑то подбивает, подшивает, порой ругаясь сердито. Вектор вздрагивает при этом, тревожно вскидывает голову, но, обнаружив, что ругань не по его адресу, успокаивается, снова тычется носом в кормушку. Кого ругает Хозяин, известно. Чужого. Невдомек было тому обновить потники, тренчики, поднять повыше луку. Сделай он это, не было бы на холке болячки.

Посвистывания не слышно. В угрюмой задумчивости Гуржий обминает больные места на спине коня, кладет на холку кусочек войлока, примеривает, обрезает. Затем он отлучается на минуту, приносит ведро воды. Дончак, почуяв запах влаги, просит коротким ржанием попить. Хозяин спешит удовлетворить его желание, сам принимается рыться в кобурчатах, что‑то выискивая и матерясь по адресу Чужого. И вот все необходимое найдено: скребницы, щетки, суконки, гребень. Окуная щетку в ведро, Хозяин приятными движениями по шерстке проходится ею по крупу, от гривы до хвоста. Моет грудь, бока, брюхо и ноги. Вектору — удовольствие! Прикосновение влажной суконки еще приятнее. Добрая рука обходит болезненные наминки,

выметает волосы и перхоть, все до соринки, чтоб блестело. Напоследок, тщательно расчесав гриву, Хозяин чистой портянкой вытирает всего досуха. Снова отлучается куда‑то, приносит карболку и мази. Копь фыркает, не дает мазать себя жгучими лекарствами, но дружеское «оле, оле!» смиряет его.

Наконец свершается главное, чего Вектор ожидал: Хозяин кладет на его спину седло. Но как оно лежит — это пока ни того, ни другого не устраивает. У Вектора холка высокая, и надо еще выше поднять луку, чтоб она не упиралась в загривок. Гуржий еще что‑то там подсунул, сдвинул седло к заду. Теперь хорошо. Подгоняет подбрюшник, тренчики, а как начал стягивать подпругу, дончак сразу же бросает есть, верный привычке, и то одно ухо насторожит, то другое в ожидании команды. Не помчатся ли они, как прежде, на свидание с Наташей в степь, где Вектор с Орликом попасутся вволю при долине или на опушке леса.