Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

Хольт убежал.

За столом унтеров все уже основательно упились. Ревецкий сосал прямо из бутылки. Бек, навалившись грудью на стол, храпел. Штабс-ефрейтор Киндхен, в каждой руке по бутылке, пошатываясь, бродил между скамьями и горланил: «Подымаю бокал за домашний очаг!..» Офицеры все куда-то улетучились.

Унтер-офицер Винклер, сосед Ревецкого по комнате, устремился к выходу, но споткнулся и упал. Ревецкий наклонился над ним, потом вытянул руки по швам и крикнул, ухмыляясь:

— Продолжать!

Хольт поспешил к Винклеру и опять столкнулся с Бургкертом. Обер-фельдфебель сказал:

— Отведи его, новобранец! Он еще понадобится! Мы все еще понадобимся!

Хольт и Гомулка подняли Винклера. У двери стоял незнакомый ефрейтор — человек лет тридцати, небольшого роста. Он покуривал и спокойно, ясным и внимательным взглядом наблюдал за тем, что творилось в зале. Когда Хольт и Гомулка приблизились с Винклером, он отворил им дверь, но Бек, шатаясь, первым протиснулся на волю.

— Ваши инструктора? — спросил ефрейтор.

— Противно! — ответил Гомулка.

Ефрейтор улыбнулся и сказал, указывая рукой на гараж:

— Погоди, скоро вся эта плавка в шлак пойдет. Чистый брак. Еще несколько месяцев — и крышка!

Хольт и Гомулка поволокли Винклера по изрытому казарменному плацу и уложили в постель. Гомулка поспешил обратно к гаражу; ефрейтор все еще стоял в дверях.

Хольт направился в спальню.

Тусклая лампа едва освещала большую комнату. В углу сидел Петер Визе и писал.

Хольт прислонился к шкафчику. Визе тихо улыбался. И сюда через широкий казарменный плац доносился шум и гвалт.

— Н-да, Петер… — беспомощно произнес Хольт и бросился на свою койку. Рождество!.. — думал он.

В первый день праздника, когда казарма наконец очнулась после тяжелой попойки, Киндхен принес почту. Хольт получил посылочку от Гундель. Она писала:

«Это я у госпожи Гомулки испекла для тебя. В первый раз сама пекла. Вот и получилось не совсем хорошо. Но госпожа Гомулка сказала, чтобы я все равно послала тебе. И сушеные абрикосы она мне для тебя подарила. Карточку я в ателье заказывала, но мне кажется, что я совсем непохожа».

Хольт развернул бумагу. Сверху лежала обыкновенная еловая веточка. Он долго глядел на фотографию. Гундель… Она не улыбалась, лицо было серьезно. А глаза какие большущие! — подумал он.

Свой день рожденья Хольт провел за учебной стрельбой фаустпатронами. На обратном пути Ревецкий не преминул «подвергнуть их специальной обработке», и Хольт, совершенно измученный, бросился на свою койку. Феттер заметил:

— Вот и стукнуло тебе восемнадцать! Теперь тебя и дома на все фильмы пускать будут.

Неделю спустя в казарме стало известно: русские прорвали фронт на Висле!

Вольцов разложил карту.

— Вот тут! С Сандомирского плацдарма! Удар нацелен, должно быть, на юго-запад, в направлении Кракова. Или на запад — в направлении Кельце… Вот сюда! А с Пулавского плацдарма — на Лодзь.

Вскоре поступило новое сообщение: русские прорвались и в Восточную Пруссию!

По казарме поползли слухи: «Вторая рота сегодня в ночь отбывает на фронт».

Феттер крикнул:

— А нас еще обучать будут! И перед отправкой мы все пойдем в бордель.

Так прошла еще неделя.

Учебный взвод погрузили на машину и повезли на соседний полигон: предстояли ночные стрельбы в условиях, приближенных к боевым. По дороге, сидя в кузове, они пели. Потом высадились и долго стояли в темноте, чего-то дожидаясь. Неподалеку слышалась ружейная и пулеметная стрельба; то и дело, озаряя темноту, взвивались в небо осветительные ракеты. Хольт, расставив ноги, наклонился над своим пулеметом. Феттер, с карабином на спине, весь обмотанный пулеметными лентами, подтаскивал патронные ящики. Они сняли каски и закурили. Вольцов отдавал последние распоряжения.

— Когда будете перебегать, ребята, не попадайте в зону обстрела пулеметов! А мы с тобой, Вернер, при перемене позиции обеспечим друг другу огневое прикрытие. — Он жадно затянулся. — Интересно, отправят нас после этого на фронт или нет?

— Поживем — увидим! — заметил Хольт. Гомулка спросил:

— Думаешь, скоро?

— Тебе что, не терпится? — пошутил кто-то. Хольт подумал: а ведь в вопросе Зеппа звучал не страх, а скорее надежда.

— Ты прав, Зепп. Хуже всего ожидание, неизвестность.

— Да, вероятно! — ответил Гомулка. Ревецкий крикнул:

— Приготовиться!

Они затоптали окурки и надели каски.

— Становись!

Ревецкий теперь разыгрывал из себя лучшего друга новобранцев, называл их «мушкетеры» или «фузилеры». Вот и сейчас он объявил:

— Только не волноваться! В час беды ваш капрал вас не покинет! — Затем последовал приказ: — Дослать патроны и поставить на предохранитель!

Хольт поднял пулемет.

— Отделение! — крикнул Ревецкий. — За мной!

И они зашагали в сторону воображаемого переднего края.

— Цепью влево развернись! Бегом… марш! Отделение рассыпалось в цепь.

— Аркебузеры, вперед! — крикнул Ревецкий. Хольт бежал на правом фланге, то и дело проваливаясь в глубокий снег.

— Ложись!

Рядом с Хольтом упал Феттер.

Теперь: замок отвести, крышку поднять, ленту вставить, крышку закрыть, предохранитель спустить, ложе крепко прижать к плечу!..

— Прицел четыреста! Одиночный огонь!

Взвилась осветительная ракета, и над заснеженной землей разлился ослепительно-белый свет. С левого фланга уже доносились выстрелы вольцовского пулемета. Хольт увидел перед собой передвигающиеся макеты солдат и открыл огонь короткими очередями. Быть может, это моя последняя учебная стрельба, думал он.

Ревецкий остался доволен. Лейтенанту не к чему было придраться, и скоро грузовик доставил их обратно в казарму. По дороге они затянули: «И коль пробьет наш смертный час, судьба нам скажет — стоп! Здесь, в танке, многие из нас найдут стальной свой гроб!»

Только в третьем часу они добрались наконец де своих коек. Вернувшись из умывалки, Вольцов сообщил последние новости.

— На чердаке установили средневолновый приемник и 80-ваттный передатчик. Связались с фронтовыми частями. Они там кричат о помощи. Русские продвинулись за Краков и Лодзь. В четвертой роте готовят к бою оставшиеся «ягд-пантеры» и сегодня ночью уходят. Радистов назначили из нашей роты.

Ревецкий рывком открыл дверь.

— Вольцов, к лейтенанту!

— Для ящика с песком поздновато вроде!

Вольцов накинул френч и вышел.

Не прошло и десяти минут, как он, открыв дверь, пропустил вперед лейтенанта Венерта. Вслед за лейтенантом вошел Ревецкий. Те, кто уже улегся, сразу вскочили.

Хольт только взглянул на Вольцова и все понял. Да смилуется над нами небо!

Лейтенант окинул всех взглядом и начал:

— Германия! Героический дух! Идея национал-социализма! Надеюсь, я вам не напрасно внушал это! — Он ходил взад и вперед по спальне. — Нет, эти слова не были брошены на ветер. Не может этого быть! — Потом, уже скороговоркой, продолжал: — Русские перешли границу Силезии, той самой Силезии, которую наши предки мечом завоевали для империи. Русские рвутся к ее сердцу, они нацелились на Бреславль. Опасность велика! Наступил решающий час! Последний этап войны — война нервов! Победит тот, у кого крепче нервы, а нервы крепче у нас!