Григорий Василенко - Крик безмолвия (записки генерала)

В Воронеже пост ГАИ, словно почуяв рыбные и коньячные запахи, задержал машину. Милиция, приподняв брезент, ахнула и замерла. Раздался звонок в Краснодар. Так и так, задержали… В грузовой машине столько товаров, что можно открывать в Воронеже целый гастроном или продавать с. колес. Что делать? Кто такой Тарада? Ему принадлежит весь этот груз. Доложили Сергею Федоровичу. Первый Воронежский почему‑то не хотел сам звонить по «ВЧ» своему коллеге.

— Тарада еще секретарь крайкома партии. Пленум его не освобождал, — сказал Медунов. Из этого следовало, что он личность неприкосновенная, обладающая партийным иммунитетом.

— Что же передать в Воронеж?

— Вот так и передайте. Они задержали. Пусть и раз- хлебывают. К тому же есть приказ — он уже зам. министра. Не наш…

В Воронеже считали, что Краснодар должен разбираться с этим в общем‑то обычным уголовным делом. Но Сергей Федорович и слушать не хотел, не то, что вмешиваться в это дело. Не выгодно было докладывать об этом в ЦК,

а следовало бы. Не известно было, как бы повел себя Тарада, и что бы он сказал в ЦК.

Дело это так и потонуло в пучине бюрократической карусели между крайкомом и обкомом. Не исключено, что при докладе в ЦК Тарада мог бы вернуться в Краснодар и вряд ли его можно было при такой огласке оставлять на должности секретаря крайкома.

Тарада упорно добивался, кто посмел «стукнуть» о нем, кто посмел досматривать машину секретаря крайкома партии? Подозрения у него падали на КГБ. Но КГБ не имело права заниматься секретарем крейкома, а Тарада упорно проверял свои подозрения, грозил заявлением в ЦК.

На очередном пленуме крайкома его освободили от должности секретаря, пожелали успехов на ответственной работе и он стал заместителем союзного министра по кадрам.

Так освободились от крупного взяточника, бессовестно облагавшего данью работников торговли и сферы обслуживания. У него страх оставался только перед КГБ. Ему очень хотелось знать, — могла ли им заниматься госбезопасность и что больше всего его беспокоило — а вдруг его слушали. Но КГБ строжайше запрещалось заниматься партийными работниками. Если бы кто посмел ослушаться этого приказа, не сносить ему головы. Между тем В. И. Воротников, казалось, сведущий человек все же попытался бросить упрек, что мол не знали о Тараде и ему подобных в Сочинском, Геленджикском и других горкомах и райкомах партии. Пришлось ему объяснить, что номенклатурные партийные работники стояли вне закона.

Вносились предложения об отмене подзаконных актов, касающихся партийных и советских работников любого ранга, если они переступили законы и совершили преступление, однако никакой реакции на них не последовало, хотя провозглашалось, что все перед законом равны.

Вывод из‑под ответственности многих партийных, советских и комсомольских работников, совершавших преступления злоупотреблявших властью подрывало не только авторитет партии и государства, но и вызывало тихий ропот и гнев к номенклатуре, все больше отделявшейся от народа и с пренебрежением относившейся к работягам.

Существовал точный перечень должностей партийных, советских, комсомольских должностных лиц, к которым КГБ не должен был прикасаться, а в случае получения информации, что не исключалось, она должна была уничто–жаться, а те, кто ее получил и настаивал на ее проверке, рисковали в лучшем случае быть незамедлительно уволенными за «нарушение» социалистической законности. Нарастал как снежный ком поток жалоб и заявлений на руководителей разных организаций и учреждений о злоупотреблениях и преступлениях, в т. ч. и на партийных работников.

Органы безопасности располагали информацией о похождениях председателя парткомиссии крайкома, главного блюстителя партийной совести. Он совершал увеселительные вояжи на Черноморское побережье, в Сочи, Геленджик и другие курортные места. Там он обычно проводил субботу и воскресенье в компании картежников и, конечно, продажных представительниц прекрасного пола. В домах отдыха и в санаториях его встречали обильным застольем, его боялись как инквизитора.

Однажды в Геленджике главный врач санатория пытался урезонить распоясавшегося стража партийной нравственности и чистоты партийных рядов. Он был уязвлен неслыханной дерзостью: кто посмел призывать его к порядку хотя и на суверенной территории санатория? С мутными выпученными глазами он набросился на главного врача, разорвал на нем рубашку. Эту сцену видели многие. Врач пожаловался в местное отделение госбезопасности. Доложили Медунову. Он вызвал подчиненного, пожурил и для закрытия дела велел ему же направить двух своих инструкторов дл проверки заявления, поскольку факт непристойного поведения вылез на поверхность. Результаты расследования и принятые меры были ошеломляющими. Факты, конечно, не подтвердились. Во всем виноват оказался главный врач, напавший средь бела дня на ответственного работника крайкома. Врача уволили с работы «по собственному желанию», но он снова обратился в органы безопасности с просьбой защитить его. Медунов, поняв неизбежность огласки скандала, распорядился восстановить врача на работе. Страж КПК скрежетал зубами на тех, кто встал на защиту врача. Сергей Федорович не скрывал, откуда ветер дует, сохранял строгий нейтралитет и этим выдавал себя.

Крайком по представленной информации знал полную картину нутра бравшего взятки за вступление в партию и с персоналыциков, дела которых выносились на рассмотрение бюро, людей в чем‑то провинившихся перед партией. В Сочи председател КПК не только угощали,

но и финансировали дельцы, с которыми он кутил. С выручкой и с денежными автотуристами на индивидуальном транспорте он отправился в заграничное турне. Сделка была настолько очевидной, что руководство крайкома вынуждено было распорядиться о его возвращении еще до пересечения государственной границы. Легкий испуг не пошел впрок. Бросить промысел он уже не мог. Техника вымогательства была не столь уж сложной, опробованной на многих клиентах. Результаты партийного расследования персональных дел на бюро крайкома можно было докладывать по–разному — казнить или помиловать. Вот как раз этот прием, как профессиональный самбист и использовал глава партийной комиссии, а отсюда и все доходы, приведшие его в конце концов за решетку. Покровители в крайкоме отвернулись от него и даже больше: удивлялись откуда мол взялся такой проходимец?

Предложению о возбуждении на него уголовного дела особо не сопротивлялись, но рассматривали с точки зрения возможной компрометации партии. Здесь она была безусловно налицо и опять, вслед за Тарадою, в крайкоме. Обогащения, коррупция и связанные с ней явления, по–су- ществу разлагавшие партию, начались с времен Хрущева, широко распахнувшего двери для массового приема людей, преследовавших корыстные интересы.