Григорий Василенко - Крик безмолвия (записки генерала)

Другими словами — знал, на что шел и пусть расхлебывается сам.

Между тем осужденный, признавая свою вину, заверял, что больше никогда в жизни не пойдет на преступление против нашей страны, писал прошения о помиловании, надеясь, что турецкое консульство заступится за него.

Причины такого отношения турецких властей лежали, конечно, гораздо глубже. Уже не первый раз Турция не выдавала советской стороне преступников, угнавших самолеты и попросивших политического убежища. На этих позициях она оставалась и по данному делу с менее тяжкими последствиями, чем захват самолета двумя литовцами, убившими бортпроводницу Надю Курченко.

Турки упрямо молчали, несмотря на обращения к ним общественности и родственников погибшей. И к Исмаилу Сари никто не наведывался. Он же обращался к Аллаху, милостивому и милосердному. Ведь в Коране сказано: «Вспомните же меня, Я вспомню вас… Аллах прощает, кому захочет. Аллах — прощающий, милостивый! Просите помощи у Аллаха и терпите!»

Исмаила Сари, так и не дождавшегося представителей консульства, отправили в лагерь для отбывания срока наказания.

Совсем по–другому реагировало посольство Канады в Москве, когда был арестован долгие годы разыскиваемый Гелдиашвили Давид, грузин, уроженец города Батуми, проживавший в Монреале на Норберт–стрит, 92. Оно стало горой на его защиту.

…Молодому солдату на КПП в Шереметьевском международном аэропорту показалось странным — грузин, а канадский подданный. Через тридцать с лишним лет Гелдиашвили решил побывать в Грузии — от тоски по Родине никуда не уйти, заграница не спасает, особенно если возраст обильно посеребрил голову.

4'-

л-

V-

Солдат–пограничник вернул ему канадский паспорт, сказав:

— Пожалуйста, добро пожаловать.

Гость гулял по Москве, спустился в метро, заходил в магазины, присматривался к быстротечной столичной толчее, оглядывался, вел себя настороженно. После долгих лет, с иностранным паспортом в кармане, ему и в голову не приходило, что кто‑то в тучном немолодом человеке опознает прежнего франтовитого батумского парикмахера с ниточкой черных усов под крючковатым носом. Он же стал неузнаваемым даже близким людям, как ему думалось.

В далекие годы грозного лихолетья, когда измотанная в боях Приморская армия ждала подкреплений, ему, призванному на военную службу, предстояло на пароходе отправиться в Крым, но он давно обдумал свой побег с намерением уйти в горы и там подождать, пока в Батуми придут немцы.

Веселый парикмахер совсем пал духом, увидев, как по трапам санитары сносили на берег раненых из Крыма. От одной мысли, что его могут однажды ранить или не дай Бог — убить, ему стало жутко, и он бежал.

Что‑то он не рассчитал. Его, такого изворотливого, задержал армейский патруль, военный трибунал судил, как дезертира, с отсрочкой приговора направил в действующую армию. При первой же возможности он перебежал к немцам, которые приняли его на службу в «Кавказскую роту» зандеркоманды СС-10–А. Начальником этой зондеркоманды был оберштурмбанфюрер СС — Курт Кристман, руководивший массовыми казнями жителей Краснодара, Ейска, Новороссийска и в других местах. Он был палач по духу, по призванию и убеждению, одним из чудовищ, порожденных фашизмом- Имя Кристмана стало синонимом зверств, перед которыми бледнеют все ужасы средневековых застенков. Девять его подручных осенью 1963 года предстали перед судом трибунала Северо–Кавказского военного округа, а Кристман спокойно разгуливал по улицам Мюнхена. Они под руководством своего начальника хладнокровно спокойно рсстреливали больных детей, беременных женщин, удушили в газовых автомобилях–душегубках тысячи людей.

Западногерманская Фемида только в 1981 году под давлением мировой общественности вынуждена была арестовать доктора Кристмана, владельца фирмы. Доку

ментация его преступлений велась в крае. Представители

Мюнхенского земельного суда допросили многих свидете-! лей на Кубани, в Ейске, других местах массовых расстрелов людей. Суд приговорил Кристмана к десяти годам тюремного заключения.

«Кавказская рота» участвовала в массовых акциях по уничтожению жителей Северного Кавказа во время оккупации его немцами. Служившие в этой роте предатели расстреливали, жгли, душили газом невинные жертвы, удивляя жестокостью даже своих хозяев. Руководила ими отнюдь не смелость, а животный страх, трусость, стремление уничтожить свидетелей, замести следы, руководствуясь циничным тезисом: «Мертвые мсычат».

Гелдиашвили не препятствовали прилететь из Москвы в Батуми, посмотреть родные места, вспомнить молодость, а может и встретиться с кем‑то после долгих лет разлуки.

— О, Георгий, как ты изменился, — сказала ему уже пожилая женщина, как только он сошел с трапа.

С этими словами обратилась к нему его первая жена, знавшая, что в Канаде у него есть другая семья.

Радостной встречи не получилось уже потому, что его сразу назвали Георгием. И почему — Гелдиашвили? Он же — Цинаридзе.

На следствии он упрямо занял свою «линию обороны», изобретал, что жил в Турции, в Италии, где познакомился с неким Цинаридзе, который перед смертью написал письмо, просил побывать на родине его предков.

— Приехал, чтобы выполнить волю покойного, — показывал на допросах «канадец».

Следствие же располагало неопровержимыми данными, что уже осенью 1942 года Цинаридзе принимал активное участие в умерщвлении шестидесяти узников Ставропольской тюрьмы СД.

Начав службу в качесте ротного брадобрея, он своим рвением обратил на себя внимание командира роты Вальтера Кернера и его заместителя Васо Элизабарашвили и вскоре стал командиром взвода.

На Украине и в Полесье в селах Каменка и Ступки Цинаридзе по показаниям сослуживцев, с атоматом был в первой шеренге при расстреле более тысячи человек.

В Ступки каратели загнали в барак двести человек, облили бензином и подожгли. Крики ужаса, треск пламени заглушались автоматными очередями. Но это далеко не все, что числилось за Цинаридзе за время его службы в «Кав–казской роте». Он палил из своего автомата до тех пор, пока перед ним не лежали бездыханные тела.

Его опознали и уличили сослуживцы по роте, уже' отбывшие наказание, но он упорно твердил, что никакого отношения к злодею Цинаридзе не имеет, что он — Гел- диашвили. Подследственный, зная о ходатайствах и защите его канадским посольством в Москве, вел себя довольно уверенно, отвергая очевидное, даже показания своей первой жены и других родственников.

— Брось ты, Георгий, придуряться, — сказал ему на очной ставке свидетель Георгадзе, — хочешь хитрее всех быть…

С таким багажом возвращаться домой в 1945 году было опасно и он перебрался из Германии в Канаду.