Любовь Буткевич - Солдаты милосердия

Головную машину, в кабине которой сижу, ведет молодой шофер из автобатальона. Наконец сворачиваем с главной дороги на проселочную, мягкую, травянистую, по которой не слышно, как идет машина.

Проехав немного, видим: навстречу ползет раненый вражеский солдат. Поднимает руку. Водитель остановил машину. Выходим.

— Зачем же ты шел сюда, — ворчит шофер, — чтобы вот так ползать по чужой земле?

Осмотрела. Ранен в бедро. И, как видно, с повреждением кости. Сидеть не сможет, а положить некуда.

— Что же с ним делать? — задаю себе вопрос.

— Что делать? Все равно места для него нет. Пока оставить придется.

Да, места не было. В кабинах машин сидели раненые и в кузовах, между лежащими, тоже. Объясняю, что заберем на обратном пути.

Душа разрывается, ну как можно оставлять беспомощного человека? Вот пройдут годы, и трудно будет поверить в то, что на этой войне вот так ползали по земле люди.

— Люди. Разве это люди? — не унимался водитель. — Это же фашисты. Их никто сюда не звал. Вот и пусть подождет. Пусть еще поразмыслит своими мозгами, зачем к нам пришел.

Дорога шла пологим спуском, и неожиданно мы оказались на краю крутого оврага.

— В чем дело? — удивился шофер. — Была дорога как дорога. Через такой овраг никакая машина не пройдет.

И верно, спуститься по крутому склону можно только кубарем, а выбраться вообще невозможно. Что здесь происходило?

— Ты посиди, сестренка, а я пойду посмотрю, где можно проехать.

Водитель отошел метров на десять вдоль оврага, как вдруг машина заскользила вниз по жухлой траве, только что освободившейся от снега.

Что делать? Кричать? Напугаю лежащих в кузове. Рванула ручку тормоза и держу что есть силы. Машина остановилась. Но мне казалось, что ненадежно. Вдруг не выдержит тормоз.

Парень то ли уловил шум, то ли почувствовал неладное, обернулся и со всех ног пустился обратно.

Испуганный, бледный влез он в кабину. С трудом вывел машину из опасного положения.

— Болван! — выругал он себя. — Как это я… Спасибо тебе. Выручила. Не растерялась.

— Да, «не растерялась» тебе. Без памяти была. Чуть успела за рычаг взяться.

— Как узнала, за какой надо взяться?

— Часто ездить приходится. Привыкла уже, изучила. Доверили бы повести машину, — наверное, смогла.

— Кошмар! Представляешь, что могло произойти?

— Ладно, обошлось и молчи. Поехали.

— Вначале выйди, посмотри, что делается в овраге.

Внизу, на глубине до ста или более метров, лежали десятки трупов вражеских солдат. По-видимому, отступая, не успели похоронить погибших. Возможно, и раненый, попавший навстречу, выполз из этой ямы. И еще можно было предположить, что по этой дороге на санях спускали в овраг трупы, а потом их подбирали и готовили к захоронению…

— Боже мой, что же это делается вокруг? — не выдержала я. — И кому все это надо, чтобы так мучились и гибли люди?

— Гитлеру, конечно. Кому же еще?

— Посмотрел бы он, что стало с его храбрым войском! Какие почести заслужили его преданные солдаты!..

Следовавшие за нами машины стояли на некотором расстоянии. Водители сидели за рулем и покуривали в ожидании, куда же еще заведет их направляющая машина. И, кажется, не заметили чуть было не случившегося ЧП.

Заглянула в кузов. Раненые тихо о чем-то переговаривались.

— Как делишки? — спросила как можно повеселее. — Не замерзли?

— Нет, сестрица, все в порядке.

— Хорошо. Потерпите немного. В тупике оказались. Сейчас выберемся и скоро будем на месте.

С трудом отыскали малообъезженную дорогу, которая вела к железнодорожному разъезду, где стоял эвакогоспиталь.

Сдав раненых, повернули назад.

Гитлеровского солдата на дороге не оказалось. Наверное, специальные части подобрали. Ну и пусть! Без него гадко на душе. Он первый испортил настроение. Потом эта свалка трупов. И долго не могла успокоиться от пережитого у оврага.

Вернулась и направилась к палатке, что стояла во дворе. Там дежурила Валя Бабынина. Давно ее не видела. Захотелось с ней поговорить.

Вышла она, как всегда, веселая и жизнерадостная. И, как всегда, в белоснежном разглаженном халатике и такой же косыночке, из-под которой выглядывали темно-каштановые локоны.

— Ой, Валечка, какая ты нарядная! Хотела поведать тебе о новых приключениях, от которых скребет на душе, а как увидела тебя, сияющую, так сразу настроение изменилось.

— А я тебя сейчас огорчу. Шура Гладких заболела. Ее с высокой температурой в терапевтический госпиталь отправили. А потом демобилизуют, сказали.

— Что-то серьезное?

— Пока подозрение на туберкулез легких.

— Вот как! Что значит не жалеть себя. Она же часто простуженная и с повышенной температурой не отходила от операционного стола. Жаль, что перед отъездом даже не увиделись и не попрощались.

Подошел замполит и «обрадовал».

— Снова готовься в дорогу. Полетишь на самолете до Ярославля. Будешь сопровождать тяжелораненого генерала.

— Есть готовиться в дорогу! — ответила я.

— Везет тебе на путешествия, да еще с приключениями, — посочувствовала Валя.

— Ну ладно, Валюша, потом все расскажу. Пока!

Позади более семи месяцев жизни и работы на территории Польши.

Тяжело доставались освободителям пройденные с боями километры. Но теперь можно было поздравить и эту страну с освобождением от оккупантов, потому что мы уже переступали порог земли немецкой.

Невольно вспоминались наши первые шаги на военной службе. Потом длинные пути-дороги, начиная от станции Чернянка Курской области, до западных границ Родины и через всю Польшу. Сколько же пройдено, что пережито и переделано нами за это время!

Ох, как далеко ушли мы от дома!

По пути следования на заборах и стенах домов аршинными буквами, а на машинах и танках, естественно, мельче, было написано:

«На Берлин!», «Дорога домой — только через Берлин!»

Бои шли уже на территории Германии. Замирало сердце от предчувствия близкой победы, а бойцам это придавало силы, порождало новые героические подвиги, создавало условия для подготовки к штурму Берлина.

Все понимали, что победа еще не так близка, как бы хотелось. На подступах к фашистскому логову предстояли тяжелые бои.

Впереди видим столбы черного дыма, то и дело поднимающиеся ввысь. Землю сотрясают взрывы бомб…

Подъезжаем к городу, охваченному сплошными пожарищами. Узнаем, что это работа союзной английской авиации. Горел немецкий город Ратибор. Это горела поверженная фашистская Германия.

Горы кирпичей забаррикадировали улицы, и по ним ни пройти, ни проехать. На месте бывших многоэтажных домов — развалины.

Колонны машин, танки, вся военная техника с шумом и грохотом несутся по одной расчищенной магистрали. Вперед! Скорее вперед!