Богдан Сушинский - Маньчжурские стрелки

Однако генерал предпочел пропустить его слова мимо ушей. С тоской взглянув на разложенную на столе рукопись, страницы которой уже были испещрены карандашными правками, Краснов наполнил рюмочки из розоватого хрусталя румынским коньяком.

— За славу русского оружия и славу Белого движения, на каких бы фронтах ни сражались его воины!

— И за мужество, — поддержал его Курбатов.

— То, что мы сражаемся как союзники фашистов, особой чести нам не делает, — взглянул генерал на Курбатова, ожидая его реакции. — Но и холуйского жеста генерала Деникина, вызвавшегося возглавить одну из большевистских дивизий [34] Исторический факт. После нападения Германии на Советский Союз Деникин отказался от какого-либо сотрудничества с фашистами и даже обратился к Сталину с просьбой дать под его командование одну из дивизий Красной армии. Однако ответа со стороны Сталина не последовало. , тоже не одобряю. Во всем остальном нас рассудит история.

— Кроме Германии, в Европе у нас больше не существовало союзника, который бы решился выступить вместе с нами против коммунистов. Поэтому оснований для самобичевания у нас нет.

— Основания всегда найдутся. Точнее, их найдут, — вновь взялся за бутылку Краснов. — Мне и самому было ясно, что национал-социалисты не та сила, которая способна дать демократической России… Впрочем, вы правы: иного союзника Господь нам, увы, не ниспослал — следует исходить из этого. Счастливый вы человек, Курбатов: прошли всю Россию! Как она там? Во что превратилась под властью большевиков, этих коммуно-масонов?

— Трудно так сразу найти точное определение. Иногда сужу о ней с нежностью, иногда с ненавистью. Я ведь не просто прошел Россию, я ее прострелял. Всю. Насквозь! Даже красотами любовался через мушку прицела.

— Ностальгия… — понимающе кивнул Краснов. — Она здесь многих извела. Похлеще сабельной атаки.

— Лично я капризам этой дамы не подвержен.

— Смею полагать. О вас отзываются как об очень твердом, порой до бездушности жестоком человеке.

— То есть как об истинном диверсанте — вы это хотели сказать, господин атаман Всевеликого войска Донского?

— Напомнили, что я казак? И правильно сделали. Не верю, что станете служить под командованием этого мерзавца Власова, который вначале сражался в рядах большевиков против нас, затем с большевиками против германцев, а теперь вот вместе с германцами — против большевиков.

— Но я и не собирался служить под началом генерала Власова.

Краснов снял пенсне, долго, старательно протирал его, и только вновь водрузив на переносицу, внимательно присмотрелся к выражению лица Курбатова. Этот парень нравился ему, и генерал опять подумал, что было бы крайне несправедливо, если бы он вдруг переметнулся к власовцам.

— Однако слух такой пошел, — заметил он. — Не сомневаюсь, что и появился не случайно. Очевидно, торг за вашу душу уже начался. Власов и Благовещенский [35] Благовещенский — один из наиболее активных соратников Власова, с которым тот встретился, еще находясь в Берлинском особом (подчинявшемся отделу пропаганды вермахта) лагере военнопленных. Вместе с Власовым он стал создателем Русской трудовой национальной партии, действовавшей прямо там, в лагере. Кроме того, активно занимался выявлением среди военнопленных коммунистов, политработников и евреев. В сентябре 1941 г., когда Власов еще не попал в плен, Благовещенский обратился к командованию вермахта с предложением сформировать из красноармейцев воинские части, которые бы сражались на стороне немцев. В 1945 году был выдан американцами советским властям, после чего осужден и казнен. сделают все возможное, чтобы заполучить маньчжурского стрелка, использовать его ореол героя для привлечения добровольцев из числа эмигрантской молодежи и пленных красноармейцев.

— О Власове слышать приходилось еще там, в Маньчжурии. Второе же имя абсолютно ни о чем не говорит.

— Заговорит. И не только это. Сейчас многие в Генеральном штабе вермахта делают ставку именно на этих мерзавцев из своры Власова. Словно Белого движения никогда и не существовало. Это обидно, полковник. Мне, генералу Краснову, это обидно.

— Вижу, у вас здесь свои свары, господин генерал. Честно говоря, не хотелось бы вникать в них.

Краснов недобро блеснул голубоватыми стеклами пенсне. Слишком уж резковат этот забайкальский выкормыш Семенова. Слишком независимо для новичка держится.

— И вникать тоже придется, полковник. Чем ближе предполагаемое поражение Германии, тем явственнее будут обостряться наши отношения. Но вы — казак. Здесь, в Германии, это имеет решающее значение. Вам не попадалась составленная моим отделом «Декларация казачьего правительства»? [36] В то время генерал П. Краснов возглавлял Главное управление казачьих войск, которое задумывалось германским командованием как административный и политический орган управления территориями Дона, Кубани и Терека. Интересно, что полноценно это управление было сформировано лишь в конце марта 1944 года, когда о возвращении войск вермахта на казачьи территории не могло быть и речи. Управление и лично генерал Краснов подчинялись командующему «союзными войсками» германскому генералу Кестрингу.

— Пока нет. Что это за декларация такая?

Краснов не стал ничего объяснять, поднялся, отыскал в столе лист бумаги с отпечатанным типографским текстом и подал Курбатову. Несколько минут полковник молча изучал это послание, которое в подзаголовке было названо «Особой грамотой». Но чем внимательнее он вчитывался в смысл, тем въедливее становилась его ухмылка. В декларации говорилось о том, что германское правительство считает казаков своими союзниками и обет даст — как только Германия одолеет Советский Союз — осчастливить их всеми привилегиями, которыми они пользовались до проведенного коммунистами расказачивания. Вернуть всю их собственность, включая прежние наделы, а до окончания войны выделить для казачьих поселений те земли, которые окажутся в распоряжении германских властей.

— Похоже, лично вас, князь Курбатов, все эти посулы совершенно не прельщают? — не удержался Краснов, четко уловивший настроение полковника.

— И не только потому, что до облагодетельствования забайкальцев дело в любом случае не дойдет. Уверен, что казачество получит только то, что сумеет завоевать собственным оружием. Кстати, совершенно непонятно, ваше превосходительство, почему «Декларация казачьего правительства» подписана начальником штаба Верховного главнокомандования Кейтелем и министром восточных территорий Розенбергом? Что-то я таких атаманов не припоминаю. Зато помню генералов Краснова, Шкуро, Деникина…