Валерий Ларионов - Афганский «черный тюльпан»

— Что говорить его матери? — думал Коростылев. — Ведь она ищет его живого.

Во второй половине дня автобус приехал в Первомайск. Спросил нужную улицу, нашел дом, квартиру и позвонил. Дома никого нет. Соседи сказали, что хозяйка и ее муж на работе. Он вышел во двор, сел на лавочку, закурил и стал ждать родителей лейтенанта.

Сомнение и волнение овладело Коростылевым. Как ему вести себя с родителями погибшего. Их сын погиб, а он живой. Хочешь не хочешь, а чувствуешь себя от этого виноватым…

Прошло около часа. К нему подходит женщина, лет под пятьдесят, и спрашивает:

— Вы Коростылев?

— Да, — вставая, сказал он.

— Я — мама Лешика Зиновьева.

Они обнялись с ней. Мама плакала навзрыд. Подошел заплаканный отец. Поздоровались, познакомились и прошли в их квартиру. Мама было начала хлопотать об обеде, но Коростылев предложил сначала съездить на кладбище к Алексею.

На их стареньком «Москвиче» они поехали за город. По дороге мама с горечью рассказывала, как в их городе неизвестные оскверняют могилы. И их памятник на могиле сына завален и сломан.

Так оно и оказалось. Черный мраморный постамент на могиле лейтенанта Зиновьева крутыми осколками валялся на холмике. Коростылев чувствовал отрешенность, грусть и тихую ярость ко всем этим вандалам, к их родным и, по большому счету, к этой бардачной стране, пославших своих пацанов на войну и не сумевших защитить их могилы.

Они поправили холмик, оградку, положили на могилу цветы и вернулись домой. После ужина они долго разговаривали. Родители говорили об Алексее, о жизни после его гибели. Ведь ему было только 21 год. Мама подробно рассказала о своих гадалках, о вернувшихся пленных и о своей твердой вере в то, что Алексей жив. Коростылев малодушно поддакивал ей, боясь пошатнуть эту веру. Ведь и матери, и отцу, видимо, легче жить, имея свою надежду.

Переночевав у Зиновьевых, он утром уехал в Крым.

— Наташа! Ну, ты идешь с нами в кино?

— А что за фильм?

— «Москва слезам не верит.» Говорят, хороший фильм. Давай переодевайся!

— Нет, девочки, про слезы не хочу.

— Да какие там слезы, Наташа! Фильм-то про любовь. Пойдем!

— Не пойду. Пусть там про любовь, а у меня своя любовь. Я лучше позанимаюсь, может, досрочно сдам экзамен. Мне как можно скорее нужно вернуться в Коммунарск. Прийдет письмо от Жени, а меня нет. Да и по Анечке я уже соскучилась.

— Как знаешь!

Наташа Потураева на другой день после Дня Победы, 10 мая оставив Анечку бабушкам, уехала в город Сумы для сдачи госэкзаменов в педагогический институт, где она училась заочно. Наташа поселилась в комнате общежития института с двумя такими же выпускницами — Леной из Чернигова и Оксаной из Полтавы. Эти девчата были незамужними и подготовку к экзаменам совмещали походами на танцы и в кино. Они сдали уже по два экзамена, и Наташа не теряла надежды на досрочную их сдачу, чтобы быстрее вернуться в Коммунарск, где ее ждали дочь и возможные письма Евгения. Все вечера она проводила в комнате, повторяя экзаменационные билеты, но мысли, нет-нет, да и возвращались то к дочери, то к мужу. В настоящее время жизнь разорвала их семью на отдельные части: Женя в Афганистане, Анечка в Коммунарске, а она здесь, в Сумах. И вроде бы и причины объективные и уважительные, но подумав об этом, у Наташи на глазах появлялись слезы.

— Ну, ничего, — думала она, беря себя в, руки. — Я закончу институт. Женя приедет из Афганистана и нас уже никакие причины не разлучат. За Женей мы с Анечкой поедем хоть в Миров, хоть в другое место, но расставаться больше «не будем.

Наташа вновь углубилась в разложенные на столе конспекты и заставляла себя вникать в их содержание. Завтра, 16 мая, третий экзамен и к двадцатому числу она рассчитывала вернуться домой с дипломом.

Наташа не знала, что «Черный тюльпан» хищной птицей приближается к ее родному городу Коммунарску…

После Краснодара самолет с погибшими в этот же день вылетел в Ставрополь. Экипаж и двое сопровождающих, Коростылев и прапорщик Москаленко из Шинданда, ночевали в казармах Ставропольского авиационного училища летчиков. 17 мая утром улетели в Ростов-на-Дону. Здесь прапорщик Москаленко и экипаж ждали встречающих три часа. После выгрузки предпоследнего гроба в самолете остался один погибший Потураев, экипаж и Коростылев. В 14 часов этого же воскресенья «Черный тюльпан» приземлился на аэродроме Ворошиловградского (Луганского) авиационного военного училища штурманов.

Все. Конечный пункт этого продолжительного полета. Только через пятнадцать дней погибший старший лейтенант Потураев доставлен на родину. Погиб 2 мая — домой прибыли 17 мая.

Экипаж и Коростылев вышли на траву, куда с рулежки съехал самолет, разминая ноги. Встречающих никого нет. Коростылев подумал:

— Час-другой подожду и за нами приедут из Коммунарска.

— Николай! — окликнул его капитан Федоров, командир экипажа. — Пойдем с нами пообедаем в столовую.

— Да неудобно как-то, Виктор, на вашей шее сидеть.

— Все нормально, Николай. У нас талонов за эту командировку скопилось на два экипажа. Пока будем обедать, может, к этому времени за тобой и подъедут. Пошли!

Обедали они в летной столовой аэродрома, рассчитываясь с официантками продовольственными талонами летчиков, которые выдали капитану Федорову на весь экипаж еще в их полку, в Фергане. После обеда вернулись к самолету, но возле него никого из встречающих не было. Недалеко от стоянки стоит домик караульного помещения. Часовые из числа курсантов охраняют аэродром. Коростылев попросил лейтенанта, начальника караула, выделить ему несколько курсантов из свободной смены, помочь ему выгрузить ящик с гробом. Четыре курсанта поставили ящик на траву недалеко от самолета. Коростылев присел на этот ящик и стал ждать.

— Ведь майор Петренко из Ташкента, — думал он, — говорил, что телеграммы о погибших он пошлет во все города. Значит, и сюда он должен сообщить? Коростылев ждал уже четвертый час. Никого нет.

За это время капитан Федоров вызвал из аэродромной службы пожарную машину и она сильной струей воды промыла, грузовой салон самолета через заднюю открытую рампу. За полмесяца полета в жаре и духоте по салону расплескалась трупная жидкость, просочившаяся сквозь неплотно запаянные в Кабуле гробы.

Коростылеву грустно и тошно было на это смотреть. Экипаж, попрощавшись с ним, улетел в свой полк в Фергану, в Узбекистан.

До Коммунарска 42 километра. Дело идет к вечеру, время 19.00. Никою нет. В чем дело? Неужели из Ташкента не дошло сюда сообщение. Скоро ночь. Куда деться с гробом?