Владимир Мильчаков - Повести и рассказы

В комнату вошел лейтенант Кольбе. Куда девался его бравый вид! Голова лейтенанта была забинтована так, что рыжие волосы совсем скрылись под повязкой. Правая рука висела на перевязке. Он сильно хромал.

— Макс, дорогой! Что с тобою?! — воскликнула фрау Клара, обнимая своего любимого племянника.

— Осторожнее, осторожнее, тетушка, — взмолился Макс — У меня, наверное, ни одной косточки без щербинки или трещины не осталось. Из самого ада полуживым выскочил.

— Да что с тобою, Макс? С кем подрался? — заинтересовался капитан.

— Какое там подрался!.. Это нам по морде дали. И как дали. Тридцать шесть убитых и семьдесят два тяжело раненных, не считая таких, как я, — ходячих.

— Фю-и-ть, — присвистнул капитан. — Солидно. Как это так!

— Черт бы брал этих русских! — воскликнул Макс — Все это их штучки. Не по правилам, свиньи, действуют. Ну, смылись, так и смылись бы по-честному. А зачем мины расставлять?

— Вот, господин капитан, — не утерпела фрау Нидермайер. — Я вас ночью будила, говорила, а вы не поверили.

— Да и сейчас не верю, — упорствовал капитан. — Откуда здесь взяться русским?

— Дьявол их знает, откуда они здесь появились, — обозлился Кольбе. — Но такую мясорубку, какую они нам устроили вчера, до самой смерти не забудешь. Подумать только, тридцать шесть убитых… и какие это были люди… бульдоги!.. вепри!.. гориллы!.. каждый был в два метра ростом и кулачище — во!.. Отборный народ! Хоть на выставку.

— Да ты садись, Макс, и расскажи толком, что произошло?

— Да, собственно говоря, и рассказывать почти нечего, — немного спокойнее заговорил Кольбе. В нескольких фразах, пересыпанных ругательствами, он изложил вчерашнее происшествие.

— Русских задержали? — спросил капитан.

— Нет. Все удрали. Как сквозь землю провалились.

— А собаки?

— Они еще до начала всей этой истории от яда передохли.

— Из офицеров никто не погиб? — осведомился Бунке.

— Никто. Легче всех отделался Цехауер. Ни одной царапины. Майора Попеля крепко стукнуло. С холма, говорят, сам уехал, а сегодня еле ходит.

— Очень рад, что майор Попель не стал жертвой этой глупейшей истории, — с выражением доброжелательности на лице проговорил Бунке. — Он на меня произвел самое приятное впечатление. Это, по-моему, способный и культурный офицер.

— Способный!.. — раздраженно фыркнул Макс. — Он-то и велел штурмом взять холм. Как будто не знает, что с русскими надо быть осторожным…

— Что ж, он действовал, как и подобает офицеру фюрера, — смело и решительно взял майора Попеля под свою защиту Бунке. — Я бы на его месте действовал так же.

Фрау Нидермайер не терпелось поговорить с племянником наедине. Кроме того, она боялась, чтобы в запальчивости ее Макс не сказал чего-либо резкого про майора гестапо. Кто его знает, как к этому отнесется капитан Бунке!

— Ну, начались служебные разговоры, — всплеснула руками фрау Нидермайер. — Это совсем не интересно. Расскажи лучше, Макс, как устроилась фрейлин Лотта? Как она сейчас выглядит? Поправилась ли после несчастья в Зегере?

— Я с нею почти не разговаривал… — угрюмо ответил Кольбе. — Когда приключилась эта штука с Фрицем, не до разговоров было.

Капитан Бунке поднялся из-за стола, поблагодарил фрау Нидермайер и вышел, оставив хозяйку наедине с племянником. Капитан закурил сигарету, спустился с крылечка и пошел во дворик, залитый жаркими лучами солнца.

По чисто выметенной и посыпанной песком дорожке он прошел в глубь заросшего кустами роз палисадника. От улицы кусты, кроме решетки, отделялись вставшими ровной шеренгой молодыми и стройными, как новобранцы, ясенями. Яркая, еще не запыленная весенняя зелень кустов радовала глаз. В центре небольшой цветочной клумбы, на невысокой подставке, переливался и сиял под лучами солнца большой зеркальный шар. В нем отражался весь окружающий пейзаж, правда, уменьшенный в тысячи раз, но зато ставший во много раз ярче.

Капитан с минуту постоял перед клумбой, докуривая сигарету. «Узок же кругозор немецкого мещанства, — подумал он, усмехаясь, — коль даже такой пустячный эффект доставляет ему удовольствие. Мещанину непонятна могучая красота природы. Он хочет видеть ее миниатюрной, меньше, чем он сам, отраженной на дешевом, покрытом зеркальной эмульсией стеклышке».

От калитки донеслись голоса. Капитан прислушался. Франц разговаривал с кем-то посторонним. Капитан не мог разобрать слов, но по тону голоса понял, что Франц чем-то встревожен. Сунув правую руку в карман, Бунке направился по дорожке в сторону калитки. Но Франц уже сам шел ему навстречу. В руках денщика белели две четвертушки бумаги.

— Что случилось, Франц? — негромко спросил Бунке.

— Повестки. Вас вызывают в гестапо.

— По делу об убийстве Гольда, — сказал капитан, прочитав текст повестки.

— Пойдем?

— Придется. Вызвали на восемь вечера, — медленно проговорил капитан, обдумывая что-то. — Рановато немного… Ну, что ж, ничего не поделаешь. — Затем шепотом, пристально глядя на Франца, добавил: — Сюда мы уже не вернемся. А там будем действовать по обстановке.

Все сложилось не так, как рассчитывала Грета. Утром, после ночного разговора с капитаном Бунке, она позвонила фон Лютце и попросила принять ее. Но у генерала было почему-то плохое настроение, и он, нелюбезно ответив девушке, что весь день будет занят, повесил трубку. Грета позвонила еще раз и сухо напомнила генералу, что согласно инструкции всякие исправления записей хода опытов должны переноситься из рабочего экземпляра в контрольный немедленно, в течение двадцати-двадцати пяти минут.

— Ничего, — буркнул генерал. — Я разрешаю перенести ваши замечания позднее.

— Слушаюсь, — официальным тоном ответила Грета. — Но в таком случае я должна буду донести о вводимом вами изменении инструкции господину министру.

— Что! — взвизгнул генерал. — Вы думаете о том, что говорите?

— Я действую согласно указаниям, полученным мною лично от обожаемого фюрера и господина рейхсминистра, — холодно ответила Грета.

— Сколько времени вам нужно, чтоб внести изменения? — снизил тон фон Лютце.

— Немало, господин генерал. Часов двенадцать поработать придется.

— Забирайте ваши рабочие записи, приезжайте сюда и переносите здесь, — приказал фон Лютце.

— Слушаюсь, господин генерал. Но я должна буду на этот срок выключить аппаратуру. Сейчас ответственный момент испытаний, и аппаратура не может работать без моего наблюдения.

— Капризы! — пискнул генерал. — Когда вы закончите испытания?

— Послезавтра, — обнадежила Грета. — В субботу, в двенадцать часов дня я доложу вам о готовности лаборатории.

— Хорошо, — уже более милостиво заговорил генерал. — Приезжайте в семнадцать ноль-ноль и заберите контрольные записи. Через двадцать четыре часа вы мне их возвратите.